Шрифт:
Закладка:
— Я принесу тебе воды, дорогая, — улыбнулась Мэйз, дружелюбно похлопав меня по колену, прежде чем выйти из комнаты.
— Уверена? — спросил Мэддокс, в серебристых глазах которого лучилось беспокойство.
— Да, все хорошо, — подтвердила я.
Он с сомнением смотрел на меня, но не стал спорить.
Паника начала отступать, когда Мэйз вернулась с бутылкой воды. Я взяла ее и жадно начала пить.
— Лучше? — поинтересовался Мэддокс.
— Да, — ответила я, поставив бутылку с водой на пол.
Он задержал на мне взгляд, прежде чем снова повернулся к Мэйз.
— Что мне нужно сделать, чтобы закончить? — спросил он, держа маленький кусочек ткани.
— Почему ты хочешь закончить? — спросила она. — Это даже близко не похоже на шарф, милый.
— Знаю, но я хочу сделать накидку для ежика.
Мэйз посмотрела на Карен, словно говоря, что не может поверить в слова Мэддокса. Карен, улыбаясь, пожала плечами.
— Хорошо, — вздохнула Мэйз и подошла, чтобы показать, как закончить изделие.
Закончив, Мэддокс закрепил ткань на иголках Соника и гордо улыбнулся.
Пока я заканчивала свой шарф, Мэддокс сидел рядом со мной, напевая песню, что звучала в наушниках, а Соник спал на его коленях. Я давно выключила музыку.
Мэйз помогла мне закончить шарф. Я понимала, что мой шарф — не самая красивая вещь, но я гордилась им. Знала, что всегда буду ценить его и этот день. И все благодаря Мэддоксу.
Когда мы направились к машине, я привстала на цыпочки и быстро поцеловала его в небритую щеку.
— За что? — спросил он.
— За то, что ты есть.
Он улыбнулся на мои слова и начал что-то говорить, но Карен прервала его, выйдя и окликнув нас. Мы остановились и подождали ее.
Она поспешно подошла к нам.
— Рада, что застала вас. Боялась, что вы уже уехали.
— Тебе что-то нужно, мам? — поинтересовался Мэддокс. Он говорил не грубо, наоборот, с волнением.
— Я лишь хотела узнать, не желает ли Эмма прийти на ужин? — она смотрела на меня с улыбкой, ожидая ответа.
— С удовольствием, — честно призналась я.
— Прекрасно, — Карен захлопала в ладоши. — Тогда увидимся за ужином.
Она помахала на прощанье и направилась к своей машине.
— Хочешь побудем в гостевом домике? — спросил Мэддокс.
— Да, конечно, — ответила я.
Путь до его дома занял не много времени.
Он поместил Соника в клетку, и ежик сразу же зарылся в свое гнездо, чтобы поспать.
— Я хочу, чтобы ты кое-что увидела, — сказал Мэддокс, склонив голову. Он казался необычайно смущенным.
— Хорошо, — ответила я, следуя за ним к столу, покрытому бумагами. Никогда прежде я не обращала на них внимания, но сейчас заметила, что они покрыты текстами песен и нотами.
Он взял несколько бумаг и кивнул мне следовать за ним к пианино.
Он поставил листы в ряд и застенчиво посмотрел на меня.
— Сыграешь, пока я пою?
Я уставилась на него.
— Да, конечно… Ты сам написал это? — поинтересовалась.
Он кивнул.
— Я работал над несколькими песнями, но идея для этой родилась пару недель назад и не выходила у меня из головы. Полагаю, теперь я ее правильно понял. Если тебе не понравится, скажи мне. Я доверяю твоему мнению.
— Я не стану ее ненавидеть, — посмотрела на него, словно на сумасшедшего.
Он пожал плечами.
— Все может быть.
Мэддокс махнул мне рукой, чтобы я начала играть. Мне не потребовалось много времени, чтобы узнать мелодию, он играл ее на барабанах вчера.
Сперва Мэддокс пел тихо, и я чувствовал его страх. Он действительно считал, что мне не понравится песня, но она была прекрасна, абсолютно невероятна, и, по моему непредвзятому мнению, величайшая вещь, которую я слышала.
Его голос, как и песня, набирал силу.
Не в силах ничего с собой поделать, начала петь с ним вместе — песня о любви, надежде и прощении.
Мой голос был тихий и высокий по сравнению с его низким, бархатистым, но наши голоса прекрасно сочетались.
Мне отчаянно хотелось посмотреть на него, но я не отрывала глаз от нотных листов передо мной. Я чувствовала его взгляд на своем лице, и это действовало на нервы.
Песня закончилась, последняя нота зависла в воздухе.
Я повернулась к нему и увидела страсть во взгляде. Не готова была, когда Мэддокс обхватил мое лицо и приблизился.
Прильнул губами к моим, целуя глубоко — всем сердцем и душой.
Я поцеловала его в ответ, схватившись за ворот белой футболки.
Наши губы двигались в такт мелодии, которую мы сами сочинили.
Одну руку он опустил на мой затылок и счастливо промурлыкал что-то гортанное. Я прижалась к его груди и издала тихий звук, когда другой рукой он схватил меня за бедро, усаживая к себе на колени. Я прижалась к нему, целуя со всей страстью, на которую была способна.
Он отстранился, и я задела несколько клавиш на пианино. Но звук не встревожил никого из нас.
Он отстранился лишь на вдох.
— Что ты со мной делаешь? — прошептал парень.
Мэддокс не дал мне шанса ответить. Поцелуй был наэлектризованным. Прожигал меня до глубины души, навечно связывая.
Я обхватила ладонями его щеки, покрытые легкой щетиной, и нависла над ним.
Табурет рядом с пианино скрипнул, когда мы потеряли равновесие. Мы упали, Мэддокс обнял меня, прижал к груди, принимая на себя удар.
Секунду мы смотрели друг на друга, прежде чем разразиться смехом.
— Это был прекрасный поцелуй, — он хмыкнул, заправляя за ухо мои волосы. Я лежала на его груди и не хотела двигаться.
— Кто сказал, что он закончен? — осмелев говорю я, сокращая расстояние между нами.
Мы снова начали целоваться, и по телу прошел ток. Одна искра может разжечь пожар.
Он перекатился так, что теперь сам оказался сверху, а я прижалась спиной к полу. В его сильных руках я была словно в клетке, обхватывала его за талию ногами. Я приобняла бедра, и мы тихо простонали.
Прежде я не испытывала подобных чувств, и теперь боялась того, насколько они сильны.
— Эмма, — промурлыкал Мэддокс, чуть отстранившись.
Я задыхалась, не в силах ответить.
Он водил своим языком по моему, а я потянула за темные волоски на его шее, вынуждая продолжить.
— Какого хрена? — дверь хлопнула. — Слава Богу, что вы в одежде. Я тоже здесь живу и не хочу видеть подобное.
Мэддокс отстранился, скатился с меня. Его грудь вздымалась и опускалась, он тяжело дышал. Протянув руку, помог мне подняться.
— Я тоже рад тебя видеть, Матиас, — простонал Мэддокс, разочарованный тем, что его брат нас прервал.
— Неважно, — пробормотал Матиас,
