Голдсмит, закончил свои странствия в качестве наемного писателя в Лондоне. Эта история невероятна и очаровательна.

Доходы от «Путешественника» и «Викария из Уэйкфилда» были вскоре потрачены, поскольку Голдсмит был ситом для валюты и всегда жил будущим. Он с завистью смотрел на славу и богатство, которые могли принести успешные пьесы. Он взялся за перо в трудном жанре, назвал результат «Добродушный человек» и предложил его Гаррику. Дэвид постарался забыть уничижительные высказывания Голдсмита в его адрес и согласился на постановку пьесы. Однако в ней высмеивались сентиментальные комедии, а именно они приносили Гаррику деньги. Он предложил изменения, Голдсмит их отверг; Гаррик заплатил автору сорок фунтов, но тянул время так долго, что беспечный автор передал рукопись конкуренту Гаррика, Джорджу Колману, управляющему театром Ковент-Гарден. Актеры Колмана пренебрежительно отозвались о пьесе; Джонсон оказал ей всяческую поддержку, присутствовал на репетициях, написал пролог. Премьера драмы состоялась 29 января 1768 года; она шла десять вечеров, а затем была снята с проката как имевшая лишь умеренный успех; несмотря на это, она принесла автору 500 фунтов стерлингов.

Проведя год в безденежье, Голдсмит, вопреки совету Джонсона, переехал в красивую квартиру в Брик-Корте и обустроил ее так хорошо, что ему пришлось вернуться к написанию халтур, чтобы оплачивать счета. Теперь он выпускал популярные истории Рима, Греции, Англии и «Историю живой природы» — все они были бедны в научном отношении, но обогащены изящной прозой. Когда кто-то спросил, зачем он пишет такие книги, он ответил, что они позволяют ему есть, в то время как поэзия позволяет ему голодать. Тем не менее 26 мая 1770 года он выпустил свой шедевр «Опустевшая деревня», за который получил сто гиней — справедливая цена для того времени за поэму объемом всего семнадцать страниц. За три месяца было распродано четыре тиража.

Его темой стало запустение сельской местности фермерами, потерявшими свои земли в результате огораживания. В ней изображались

Милый Оберн! Самая прекрасная деревня на равнине, где здоровье и изобилие радуют трудяг;

Он придал все радужные краски городского воображения Голдсмита крестьянскому процветанию, которое (как он предполагал) предшествовало огораживаниям. Он описывал сельские пейзажи, разнообразные цветы, «укрытую хижину, возделанную ферму», деревенские спортивные состязания и танцы, «стыдливую девственницу» и прыщавого юношу, а также счастливые семьи, где царили благочестие и добродетель. Он снова увидел своего отца, служившего в Килкенни-Уэст:

Он был дорог всей стране и богат на сорок фунтов в год.

Достаточно, чтобы накормить бродягу, спасти расточителя, приютить сломленного солдата, навестить больного и утешить умирающего.

В церкви, с кротким и непринужденным изяществом, Его взгляд украшал почтенное место; Истина из его уст царила с удвоенной силой, И глупцы, пришедшие насмехаться, Оставались молиться.

Тот школьный учитель, который дисциплинировал детство поэта, в воспоминаниях превратился в учителя «сурового на вид»:

И все же он был добр, а если в чем и суров, то в любви к учению;… В спорах пастор тоже владел своим мастерством, ибо, хотя и побежденный, он все же мог спорить;… Словами заученными длинными и громогласными Удивлял он взирающих деревенщин; И все равно они взирали, и все равно росло удивленье, Что в одной маленькой голове может быть все, что он знает.

Этот рай, по мнению Голдсмита, был разрушен огораживаниями; крестьянские фермы превратились в пастбища, крестьянские семьи бежали в города или колонии, а сельский источник честной добродетели иссяк.

Плохо живется стране, на которую надвигаются беды, где богатство накапливается, а люди разлагаются.

Написав лучшую поэму того поколения, Голдсмит вернулся к драматургии. В 1771 году он предложил Колману новую комедию «Она стремится завоевать» (She Stoops to Conquer). Колман отнекивался, как и Гаррик, пока не вмешался Джонсон и почти приказал менеджеру поставить пьесу. Гаррик, примирившись, написал пролог. После испытаний, которые почти сломили дух автора, пьеса была поставлена 15 марта 1773 года. Джонсон, Рейнольдс и другие друзья присутствовали на премьере и рукоплескали; сам Голдсмит тем временем бродил в Сент-Джеймсском парке, пока кто-то не нашел его и не заверил, что его пьеса имеет большой успех. Спектакль шел долго; бенефисные вечера принесли Голдсмиту целый год процветания.

Среди английских писателей того времени он занял место, уступающее только Джонсону, и даже достиг иностранной славы. Он был ведущей фигурой в Клубе и часто осмеливался расходиться с Джонсоном. Когда зашел разговор о баснях о животных, он заметил, что особенно трудно заставить рыб говорить, как рыбы; а «это, — сказал он Джонсону, — не так просто, как вы думаете; ведь если бы вы заставили говорить маленьких рыбок, они бы все говорили, как киты».166 Большой Медведь иногда жестоко царапал его когтями, но не менее любил, и эта любовь возвращалась, несмотря на зависть Голдсмита к разговорному мастерству Джонсона. Сам он никогда не приводил в порядок свои знания; он не мог черпать их легко и ловко; он «писал как