Шрифт:
Закладка:
Эйат расправила крылья. Они были тоньше, чем обычно бывают, хотя их размах достигал шести метров, и ей пришлось опереться на руки и хвост.
— Б-р-р! — засмеялась она. — Настоящий мороз. Давай полетаем. — И она поднялась над землей в легком вихре.
— Ты забыла — я снял свой ранец.
Она уселась на помосте рядом с верхушкой медного дерева. Ифриане не тратят попусту слова — ему предлагалось вскарабкаться к ней. Он подумал, что она его переоценивает — хотя он и лучше лазит по деревьям, чем она. Если в темноте поставишь ногу не туда, запросто можно сорваться. Но он не мог не принять молчаливого вызова, не потеряв при этом ее уважения. Он ухватился за ветку, подтянулся и с шорохом полез вверх.
Поднимаясь, он слышал, как она шепчет что-то уоту, который порхал у нее над головой. Эта тварь превосходно ловит дичь, но Эйат уж слишком с ним носится. Что ж — она испытывает потребность кого-то любить, ведь она уже созрела для замужества. Аринниану не очень-то хотелось это признавать. («Почему?» — мельком подумал он.)
Добравшись до помоста, он увидел, что она отдыхает, опираясь на ноги и сгибы крыльев; уот сидел на ее правом запястье, и она его гладила. Почти полная Моргана ослепительно белела над восточным хребтом, и перья Эйат сверкали в ее свете. Хохолок ее темнел на фоне Млечного Пути. В горном небе, несмотря на Луну, сверкали созвездия: Колесо, Мечи, Зирраук, огромный Корабль…
Он сел рядом с ней, обняв колени. Она испустила воркующий звук, радуясь, что он здесь. Он ответил, как умел. На ее четко очерченной мордочке сияли огромные глаза.
Внезапно она встрепенулась. Он проследил за ее взглядом и увидел в небе новую звезду.
— Оборонный спутник? — спросила она чуть дрогнувшим голосом.
— Что же еще? Должно быть, это последний, который запустили.
— Сколько их там теперь?
— Об этом не сообщается. — Ифриане не понимали толком, что такое государственная тайна. И что такое государство в человеческом понятии — тоже. Маршалы Ферун и Холм тратили больше энергии на то, чтобы добиться содействия чотов, чем на саму оборону. — Мой отец считает, что сколько бы их ни было — все равно мало.
— Пустые расходы.
— Ну, если придут терране?..
— Думаешь, они придут?
Слыша тревогу в ее голосе, он легонько потрепал ее по шее и провел пальцами по хохолку. Перышки были теплые, гладкие, искусно сотканные природой.
— Не знаю, — сказал он. — Может быть, вопрос о границах удастся уладить миром. Будем надеяться. — Последние два слова он произнес на англике. Ифриане никогда не заглядывают в будущее. Эйат тоже говорила на двух языках, как все образованные колонисты.
Аринниан снова обратил взгляд на звезды. Сол находится вон там, в Мауке, где четыре звезды обозначают рога… сколько там до него? Да — 205 световых лет. Он читал, что Кветлан и Лаура, если смотреть оттуда, лежат в созвездии Волка. Ни одно из этих трех солнц не увидишь невооруженным глазом через такую бездну. Это всего лишь карлики типа G; и на пылинках, которые вертятся вокруг них, завелась плесень, назвавшая эти пылинки Терра, Ифри, Авалон и полюбившая их.
— Волк, — задумчиво произнес он. — Какая ирония!
Эйат вопросительно свистнула.
Он объяснил ей, что имел в виду, и добавил:
— Волк на Терре — хищный зверь, если он там еще сохранился. А по-нашему, Сол находится в созвездии, названном именем мирного ручного животного. И кто на кого нападает? — Я не очень-то следила за событиями, — тихо и не совсем твердо сказала она. — Для меня и всех наших все это очень туманно. Что нам от чужих споров? И вдруг… Может быть, это мы в чем-то виноваты, Аринниан? Может быть, наш народ был слишком резок, слишком неуступчив?
Ее настроение было так необычно и для ифрийского темперамента, и для нее самой, всегда жизнерадостной, что он изумленно уставился на нее:
— Но почему это тебя так волнует?
Она ласкала губами уота, словно ища у него утешения — почему не у него, Аринниана? Тот чистил клювом ее перышки.
— Водан, — едва слышно произнесла она.
— Что? Ага! Так вы с Воданом заключили помолвку? — спросил он надтреснутым голосом. «Почему меня это так потрясло? Водан — чудесный парень. И он из нашего чота — ей не придется привыкать к чужим порядкам, страдать от, перемены, скучать по дому…» Аринниан окинул взглядом Ворота Бури. Над узкими долинами, темными и лесистыми, вздымались снежные вершины. С ближней горы спадал водопад, сверкающий под Луной. Над головой порой слышался призрачный крик рожечника, ночной птицы. На Равнинах, в арктических болотах, в выжженных саваннах Новой Гайилы по ту сторону планеты, среди бесчисленных островов, из которых состоит большая часть суши Авалона, — как тосковала бы она по землям своего чота?
«Да нет, я рассуждаю чисто по-человечески. Ифриане не так привязаны к месту, как мы. Мать Эйат родом с берегов Стрельца и часто навещает родные места. Ну а почему бы мне не рассуждать по-человечески? Я ведь человек. Пусть ифрийский образ жизни дал мне мудрость, правоту, даже счастье — нечего притворяться, что я когда-нибудь стану настоящим ифрианином, женюсь на крылатой девушке и заживу с ней в своем гнезде».
— Нет, не совсем так, — говорила она. — Небесный мой друг, разве я могла бы не сказать тебе о своей помолвке и не пригласить тебя на свадебный пир? Но я его… очень полюбила с некоторых пор. Ты знаешь — я не хотела выходить замуж, пока учусь. — Она выбрала для себя трудную, почетную стезю музыканта. — Но потом… я много думала над этим в свой последний любовный период. Я мучилась сильнее, чем когда-либо раньше, и все время представляла себе Водана.
Аринниан вспыхнул и уставился на далекий мерцающий ледник. Ей не следовало говорить с ним о таких вещах. Это неприлично. Незамужняя ифрианка, как и та, чей муж отсутствует, должна сторониться мужчин, когда ее охватывает любовный пыл — и гасить его с помощью работы, занятий, медитации…
Эйат почувствовала его смущение. Она залилась смехом и взяла его за руку, сжав тонкими пальчиками с острыми коготками.
— Да ты, никак, шокирован! С чего бы это?
— Ты бы не стала говорить об этом с отцом или братом. — «И ты
