Шрифт:
Закладка:
Но окончательное решение должен был принимать сам президент — и никто, кроме него, не мог принять на себя этот груз ответственности.
Никто, кроме Путина, не мог отдать тяжелый, опасный, но — это уже становилось полностью понятным — неизбежный приказ о штурме.
* * *
Сообщение о том, что в десять часов террористы начнут расстреливать заложников, серьезно встревожило оперативный штаб. Необходимо было попытаться воздействовать на террористов, чтобы те не исполнили своих угроз. Требовался переговорщик, который даже в случае неудачи мог бы рассказать о реальном положении в захваченном здании. Проблема заключалась в том, что бандиты не желали пока никого видеть.
Поэтому в штабе пошли на рискованную авантюру. У оцепления стояла съемочная группа НТВ, время от времени делавшая прямые включения; в оперативный штаб приехал С. Говорухин, изъявивший желание поговорить с террористами. Энтэвэшникам сказали, что они могут пройти внутрь вместе с Говорухиным, Говорухину — что он может пойти в здание вместе со съемочной группой НТВ. То, что их довольно незамысловатым образом развели, журналисты и Говорухин поняли только через несколько дней.
Нагрузившись коробками с гигиеническими средствами для заложников, они отправились в здание. "Как выяснилось потом, они нас абсолютно не знали, — вспоминал корреспондент НТВ Борис Кольцов. — Я с утра посмотрел материал Дедуха и поэтому довольно быстро сориентировался на месте. Мы пошли направо и поднялись по дальней лестнице, громко разговаривали, чтобы заметили наше приближение… К нам вышли человек пять террористов. Мы объяснили, кто мы и зачем. Один из них среагировал сразу: "А мне все равно, кто вы. Я вот щас как начну стрелять!" Но стрелять не стал. Увидев камеру, они сказали: "Вы же ночью все сняли, что вы еще хотите?" А мы спрашиваем, чего хотят они"[319].
По счастью, террористы узнали С. Говорухина и отвели его к Бараеву; журналисты стояли в фойе второго этажа под присмотром террористов. Те разговаривали между собой по-чеченски. Когда в родном языке не хватало слов, их заменяли русскими — и журналистам показалось очень странным, что люди, пришедшие умереть за веру и за свободу своей родины, разговаривают о "мерседесах".
Потом к посетителям вышел Бараев, так ни о чем и не договорившийся с Говорухиным. Был он раздражен:
— Почему вы не показали мою пленку? Вам запрещают ее показывать! — то суточной давности разочарование, которое испытал так хотевший попасть в историю Бараев, до сих пор было очень живо. Борис Кольцов прикинулся, как он сам потом выразился, "веником" — "ничего не знаю, ничего сказать не могу".
— Пошли вон, — резко сказал Бараев, и "нежданные гости" удалились[320].
В оперативном штабе были в меру довольны этим визитом. Журналисты снимали все подряд, пока террористы не приказали им выключить камеру, и даже умудрились вынести кассету с записью. Теперь эти кадры внимательно изучались: они могли пригодиться при подготовке штурма. Но главное — было выиграно некоторое время; поскольку в Кремле уже приняли решение о штурме, там сочли возможным сделать вид, что согласны выполнить требования террористов.
Террористы требовали официального представителя?
Что ж. К зданию театрального центра выехал глава Торгово-промышленной палаты Евгений Примаков. Примаков в 1998–1999 годах был премьер-министром и воспринимался тогда как серьезный претендент на пост президента; это был очень влиятельный политик, вхожий к нынешнему президенту и обладавший поразительным талантом "подковерных боев". Он был хорошей кандидатурой даже для полноценных переговоров.
В восемь вечера Примаков в сопровождении депутата Аслаханова и бывшего президента соседней с Чечней Ингушетии Руслана Аушева, которого вроде бы желали видеть террористы, вошли в здание.
Переговоров, впрочем, не получилось.
— Вы всего уже достигли, пора сворачивать лавочку, — сказал Примаков Бараеву.
— Я робот, а не человек, — ответил тот, встал и пошел куда-то.
— Вернись, подлец, со старшими разговариваешь! — заорал ему Аушев. Бараев вернулся, но через некоторое время снова ушел[321].
Более чем когда-либо казалось, что главарем террористов полностью манипулирует кто-то. "Мы безуспешно говорили минут двадцать, — подытожил потом Аслаханов, — после чего Бараев жестко сказал: "Уходите. Мы для себя все решили""[322].
Выйдя из здания, Руслан Аушев сказал журналистам, что террористы потребовали для проведения переговоров официального представителя президента; в противном случае они готовы пойти на крайние меры. Примаков же от встречи с журналистами уклонился и вместе с мэром Москвы Лужковым уехал в Кремль, к президенту[323].
* * *
На канале НТВ каждую пятницу в полвосьмого вечера шло ток-шоу "Свобода слова" — обычная программа, с многочисленными зрителями в студии и приглашенными гостями, в прямом эфире обсуждающими актуальные проблемы; 25 октября 2002 года не было в нашей стране темы, более актуальной и острой, чем захват заложников.
По-хорошему руководству телекомпании следовало отменить "Свободу слова": публичное обсуждение проводящейся контртеррористической операции, когда каждое слово чревато непредсказуемой реакцией террористов и гибелью заложников, недопустимо.
Руководство телекомпании, однако, не решилось снять с эфира столь эффектную и неизбежно высокорейтинговую программу; возможно, оно понадеялось на профессионализм ведущего Саввика Шу-стера, в свое время работавшего на радио "Свобода" и уж в чем, в чем, а в пропаганде и контрпропаганде разбиравшегося великолепно.
Зал был наполнен близкими заложников, и то, о чем они будут говорить, было ясно с самого начала.
…Потом скажут, что ведущий программы Шустер попросту не справился с ситуацией. Родственники заложников несли в эфир все, что хотели, и ведущий не мог остановить. Они говорили, что необходимо немедленно и любой ценой выполнить все! все!! все!!! требования террористов, потому что ТАМ НАШИ ДРУЗЬЯ! НАШИ РОДНЫЕ!! НАШИ ДЕТИ!!!
Неконтролируемые эмоции выплеснулись в эфир — фактически началась истерика, заражающая всю страну. Террористы, безусловно наблюдавшие эту программу, могли быть довольными: еще немного, и удалось бы "сломать" психологическую ситуацию в стране, превратить ее население в охваченное паникой стадо, готовое выполнять все, даже самые самоубийственные для страны, требования бандитов. Как раз в это время находившиеся у оцепления узнали, что в десять вечера террористы собираются расстреливать заложников; едва ли источником информации стал оперативный штаб, принципиально не заинтересованный в обострении ситуации, — скорее всего, ее через одного из заложников обнародовали террористы.
В известном смысле это был ответ на "Свободу слова" — теперь бандиты совершенно точно были уверены в эффективности своих действий. В захваченном здании театрального центра и за рубежом террористы окончательно уверились,
