отчасти впал в немилость, действительно есть. Это видно по расхождениям в черновом тексте письма Геринга командующему сухопутными войсками фельдмаршалу фон Браухичу от 29 апреля и окончательном варианте письма, отправленным в первые две недели мая. В черновике Томас назван руководителем штаба, а в чистовом варианте он упомянут «среди прочих» сотрудников штаба (BA-MA. RW 19/739. Fol. 68; BAMA. RW 19/739. Fol. 267)[130]. Однако то, что это произошло из-за возникших 2 мая разногласий, маловероятно по двум причинам. Во-первых, 8 мая Командным штабом руководил по-прежнему Томас (Die deutsche Wirtschaftspolitik… 1991: 412–417)[131], хотя Арнольд и Любберс утверждают, что такое наименование его должности «уже не соответствовало действительности» (с. 622). Во-вторых, никаких доказательств «конфликта мнений» на встрече 2 мая нет. Из протоколов на самом деле следует, что была достигнута договоренность относительно подлежащего применению на советских территориях бесчеловечного подхода. Более того, о том, что результаты совещания 2 мая отражали и личные воззрения Томаса, говорят и сделанные им три дня спустя записи:

«По моему мнению, ключевыми здесь являются 4 пункта:

a) снабжение сражающихся войск провизией;

b) сельскохозяйственная эксплуатация посредством максимального увеличения объемов производства растительного масла и зерна;

c) эксплуатация промышленности посредством максимального увеличения объемов производства минеральных масел, а также добычи угля и дефицитного сырья;

d) укрепление транспортной системы в целях перевозки вышеупомянутых продуктов.

Перенос задач по производству вооружений на оккупированную территорию возможен на время только для конкретных дефицитных продуктов» (Müller, 1981: 101–141)[132].

Данные записи весьма схожи с зафиксированными результатами статс-секретарского совещания, что свидетельствует об общности взглядов.

В завершение статьи Арнольд и Любберс отмечают: «Кей, как и ряд его предшественников, склонен преувеличивать авторитет генерала Томаса в этот период» (с. 625). В этом вопросе Арнольд и Любберс оказываются в меньшинстве. В 1984 г. Рольф-Дитер Мюллер выделял двоих – Бакке и его «партнера» Томаса – как создателей новой экономической организации, «сформулировавших ее цели» и действовавших в согласии друг с другом (Müller, 1984: 173–196)[133]. В 1999 г. в работе, посвященной германской оккупационной политике на территории Беларуси, Кристиан Герлах недвусмысленно высказался в поддержку мюллеровской оценки, охарактеризовав Томаса и Бакке как «двух главных приверженцев стратегии голода» (Gerlach, 1999: 68). В 2006 г. Йоханнес Хюртер назвал Геринга, Бакке и Томаса «лицами, в наибольшей степени ответственными» за «радикальный экономический курс» (Hürter, 2006: 493)[134], в то время как Адам Туз отмечал, «с каким рвением ошеломляющее предложение Бакке было подхвачено остальными чиновниками из министерского аппарата в Берлине и, прежде всего… генералом Томасом» (Tooze, 2006: 478). Действительно, в конце января 1941 г. Томас рекомендовал своим подчиненным сотрудничать с Бакке (BA-MA. RW 19/164. Fol. 126)[135]. Словом, нарисованная Арнольдом и Любберсом картина разногласий между Томасом, с одной стороны, и Бакке и его подчиненными – с другой по вопросам будущей экономической политики на оккупированных советских территориях есть не что иное, как плод их собственного воображения.

Арнольд и Любберс также делают акцент на директиве Гитлера Герингу, касающейся того, какой экономический подход применять на советских территориях. Они отмечают, что черновой вариант директивы подписан не был, и ни Геринг, ни Гитлер «в преддверии вторжения в СССР» не отдавали соответствующего приказа (с. 620). Перед нами еще одна логическая уловка. Действительно, перед вторжением соответствующего приказа подписано не было: таковой был подписан ровно спустя неделю после него. Согласно указу от 29 июня, Геринг был уполномочен применять «всякие меры, необходимые для максимально обширной эксплуатации доступных запасов и экономического потенциала, а также для расширения экономических сил на благо военной экономики Германии» (Führer-Erlasse…, 1997: 179–180)[136]. Не было ничего удивительного в том, что Гитлер дождался начала военной кампании. Ведь, если говорить о других равных по значению приказах командирам вермахта – рейхсфюреру СС Гиммлеру и гражданской администрации на оккупированных советских территориях, то они все были отданы уже после начала кампании: первый – 25 июня, остальные два – 17 июля (Führer-Erlasse…, 1997: 178–179, 188–189; IMG 1948. Bd. 29: 235–237)[137]. Когда был издан указ о полномочиях Геринга, его затем подписали Гитлер, глава верховного командования вермахта фельдмаршал Кейтель и глава рейхсканцелярии Ламмерс. В свете того, что приказ все же вышел, уже не просто спекулятивными, но откровенно ошибочными выглядят следующие утверждения Арнольда и Любберса: «Было понятно, что распространение инструкций на большое количество отделов создаст проблемы с секретностью, а также вызовет неприятие в рядах вермахта» (с. 620). Более того, практика была такова, что многие указы и приказы издавались без подписи, самый очевидный пример – экономическое пособие для оккупационных войск, так называемая зеленая папка (BAB. R 26 IV/33a)[138].

Не приводя никаких доказательств, Арнольд и Любберс утверждают, что вторая часть протоколов, цитируемых в моей статье – где упомянута необходимость получить подпись под директивой Гитлера Герингу, – это на самом деле памятная записка, подготовленная к заседанию 2 мая (с. 619). В соответствующей сноске авторы отмечают: «По крайней мере, [Кристиан] Герлах (Morde, op. cit., 47) говорит о запросе от Томаса и характеризует документ как памятную записку к данной встрече» (с. 619, сн. 36). Но у Герлаха ничего подобного нет. Наоборот, он пишет, что «на заседании 2 мая генерал Томас потребовал, чтобы, наконец, была подписана директива Гитлера Герингу, “соответствующая этому плану” – плану “изнурения голодом миллионов советских людей”» (Gerlach, 1999: 47)[139]. То есть, не имея доказательств для своих несостоятельных утверждений, Арнольд и Любберс в поддержку своих аргументов приводят слова историка, который не разделяет их воззрений на данный документ.

Несостоятельные утверждения Арнольд и Любберс допускают и в отношении участников встречи 2 мая. На с. 622 они заявляют, что в этой встрече «вполне могли принимать участие только статс-секретари из Командного экономического штаба “Восток”». В том, что дело обстояло не так, легко убедиться на примере других совещаний Командного штаба. На четвертом заседании Командного штаба, к примеру, присутствовали в общей сложности 17 человек. Среди них было только пять статс-секретарей (если считать унтер-статс-секретаря генерал-лейтенанта фон Ханнекена, то шесть) (BA-MA. RW 19/739. Fols 130–136)[140]. В ответ на мое заключение о том, что там присутствовал Альфред Розенберг, назначенный глава гражданской администрации на советских территориях, и что совещание могло проходить даже у него в кабинете, Арнольд и Любберс уверенно заявляют, что «встречу статс-секретарей ни за что бы не стали проводить в отделе у Розенберга» (с. 623). И вновь их категоричный тезис не сопровождается ни каким-либо пояснением, ни доказательством. Приведем лишь два примера из возможных: через пять дней после встречи 2