Мужчина встал с кресла и в задумчивости пошел вдоль стены, у которой с пола и до самого потолка тянулись полки с книгами.

— Мы просто напросто забыли, что наша Катенька взрослеет. И это никак не остановить, если мы не хотим сделать ее собственным врагом. Ты ведь понимаешь, о чем я говорю? — та с каменным лицом кивнула в ответ. Естественно, она помнила тот трагический случай, прогремевший по всей столице больше года назад, с дочерью князя Сарукова. Она, когда ей запретили видится с избранником, взяла и наложила на себя руки. — Ей прост не хватает общения с молодыми людьми. Как ты понимаешь, в ее теперешнем местопребывания, в институте благородных девиц, таковых просто физически нет в наличии. Вот ее романтическая чувственность и выбрала для себя столь странный объект.

Пройдя от стены до окна и обратно, Мирский остановился у кресла супруги.

— Я уже предпринял некоторые шаги для решения данной деликатной проблемы. Думаю, нашу девочку нужно перевести в Санкт-Петербургскую императорскую гимназию для обучения. Уверен, там, среди множества молодых людей из достойных благородный семейств она мигом забудет этого человека. Что ты об этом думаешь, Елизавета?

* * *

Уже вечерело. Сухаревский парк к этому времени начинал пустеть. Дородные матроны с кучей шумной ребятни уже направились к выходу. За ними потянулись и стайки гимназистов. Оставались лишь немногие парочки, жавшиеся друг к другу на, утопавших в зелени, лавочках.

Продолжала прогуливаться и мадам Камова, которая находила в таких прогулках по опустевшим дорожкам особую прелесть. В воздухе щебетали птицы, шумела листва, и никто не мешал ей наслаждаться этими звуками природы.

— Это еще что за бегун? — недовольно пробормотала женщина, услышав чье-то шумное дыхание за спиной и звук быстрых шагов. Ветви деревьев и кустов били по бегущему человеку. — Хм…

В голове почему-то мелькнула мысль о нехорошем. Место в этой части Сухаревского парка было глухое, малолюдное, самое место для нападения на одинокую женщину. Все могло случиться. Мало ли сейчас отребья на улице?

Никакого страха не было. В свое время случалось в такие передряги попадать, что сегодняшний случай мог показаться веселой прогулкой.

Не оборачиваясь, она чуть согнула правую руку, словно хотела что-то поправить на своем платье. Тем временем из рукава выглянул кончик остро наточенного клинка.

Но, когда напряжение достигло пика, и шило уже было готово вырваться наружу, мадам Камова вдруг расслабилась. Спрятала клинок и, вновь превратившись в добропорядочную матрону, рассмеялась.

— Ха-ха, Витяй, тебя за версту слышно! Дышишь, как загнанная кобыла, — женщина повернулась и, действительно, увидела приближавшегося племянника. — Чего те…

И тут она заметила странное выражение лица у парня. Верный признак, что племянник чем-то встревожен. А вот это уже было серьезно. Ведь, легкомыслие Витяя ей было прекрасно известно. Что же могло случиться? Неужели что-то с Рафаэлем?

— Витяй, только не говори мне, что с нашим мальчиком опять случилось что-то плохое, — с угрозой проговорила она, и льда в ее голосе было столько, что можно было весь этот парк заморозить. — Ты слышишь меня? Я больше не буду предупреждать.

Тот, пытаясь отдышаться от бега, резко мотнул головой. И, словно понимая, что этого мало, примирительно развел руками. Мол, не нужно беспокоить, все в порядке.

— Садись, — махнула женщина рукой, и парень плюхнулся на скамью. — А теперь рассказывай.

— Я за советом пришел, тетушка, — Витяй выглядел смущенным, чего почти не случалось. — Хочу в скваде новые порядке ввести — то, чего раньше не было…

Камова при этих словах резко вскинула голову, окинув племянника продолжительным взглядом. Тот немало удивил ее такими словами. Откуда у него это? Витяй, сколько она его знала, был прямым, как доска. Никогда не признавал каких-то ухищрений, хитростей. Если что было ему не по нраву, так и говорил или сразу же в лицо бил. Здесь же о каких-то новых порядках заговорил.

—… Чтобы он стал больше орга… организован… черт! Организованным, вот! — наконец, выговорил парень нужно слово, бросив при этом на тетушку победный взгляд. — Весь сквад разобью на особые отряды, которые будут только своим собственным делом заниматься и не знать о других. Будут специи… — Витяй снова запнулся. — Специлизи…

— Специализироваться, ты хотел сказать, — помогла ему тетушка, и парень тут же расцвел в улыбке.

Женщина тем временем медленно опустилась на скамью. Что-то странную слабость в теле почувствовала, чему виной явно было происходящее прямо сейчас.

Откинувшись на спинку скамьи, она пристально смотрела на племянника, и совсем не «узнавала» его. Естественно, чуждость касалась совсем не внешнего облика, а его речи. Женщина просто не могла поверить, что все это рассказывал ей он, ее племянник, раздолбай, прости Господи. Такие речи больше приличествовали бы какому-то важному господину из судейских или армейских чинов, но никак не Витяю. Тот и некоторых слов-то, которые у него вылетали изо рта, знать не знал.

—… Для каждой группы, тетушка, буду отбирать только тех, кто подойдет, а не всех подряд. Если работы на рынке — подрезать сумки, кошельки и часики, то пацанву или пацанок возьму. Этих хорошенько обучить, и сами все сделают. Еще одежду им приличную соображу, чтобы не голодранцами на дело шли. Ведь боссоту все сторонятся, а прилично одетого мальчонку или девчонку никто и в мыслях не будет за карманника держать, — довольный такой придумкой, продолжал рассказывать Витян. Время от времени даже руками себе помогал, когда нужных слов не хватало. — Кто на такого плохо подумает? Стоит такой пацанчик в нарядном клифте и напомаженных штиблетах с п[О]ртфелем рядом с мадам, а сам у нее в сумке ручкой шарит. А продеваху и говорить нечего! Господа только слюни пускать начнут, а у них уже и лопатника, и часов нету.

Камова продолжала потрясенно молчать, пытаясь «собрать» мысли в кучу. Планы племянника о будущем переустройстве сквада все больше и больше тревожили ее. И дело была даже не в том, что ее Витя, похоже, передавал не свои, а чужие мысли. Гораздо большее беспокойство вызывали сами эти мысли. Ведь, она сразу же ухватила основную суть всех этих нововведений, коренным образом менявших обычную мальчишескую банду.

— Отдельно от всех буду готовить боевку, тетушка. У меня как раз немного валын скопилось. Рафии постарался. Вот их я и раздам своим людям, кто покрепче и посообразительнее. И есть у меня на примете один бывший гвардеец из инвалидов, которого поставлю на обучение моих парней. Чай и без одной руки справиться с учебой, — Витяй перешел к рассказу о боевой группе в скваде, которая должная была заниматься всеми «силовыми» операциями. — Скажу, чтобы гонял их и в хвост и в гриву! Спуску никому из них не давал. Пусть за пару месяцев мне таких орлов сделает, что любого на улице в капусту покромсают…

А дальше было больше. Парень стал рассказывать, и вовсе, удивительные вещи…

Камовой вдруг остро захотелось почистить свои уши. Она даже руку подняла к голове, правда, сделав вид, что хотела поправить выбившейся из укладки локон. Такого, что предлагал Витяй, она ни разу не слушала.

—… Главное, тетушка, сухой закон в скваде введу и весь марафет[11] в сортир солью!

Женщина недоверчиво наклонила голову. Прозвучало это так, словно лев из джунглей решил не есть мясо, а перейти на овощи и фрукты. Как, вообще, такое было возможно? Она даже представить себе не могла, что уличное отребье, а тем более воры посерьезнее, добровольно от выпивки и дури откажутся. Этого просто быть не могло! В свое время она такого насмотрелась, что даже сама мысль о добровольном самоограничении в среде уличной гопоты и воров казалась ей дикостью.

— Тяжело, конечно, на первых порах будет. С кровью и мясом придется все это вырывать. Пару — тройку самых заядлых с камнем в заливе утоплю, сразу все успокоятся, — Витяна, похоже, трудности совсем не пугали. Он явно был уверен в своих силах. Глаза даже горели. — Зато после из моих парней такие псы получатся, что, тетушка, даже иваны ко мне на поклон придут и себе ровней признают. А может быть и старшие…

Вздрогнув, женщина непроизвольно дернула головой в сторону,