Шрифт:
Закладка:
Вечером Борис рассказал Кате о том, как его принял Кирилл Степанович, и, к его удивлению, та встала на сторону профессора:
— Ну и правильно он сделал! Ты посмотри на себя, еле-еле ползаешь, окрепни ещё! Повтори всё, не торопись, куда спешишь-то? Эx ты, горюшко моё…
Так, Борис продолжал свои занятия и своё бездельничанье. Слушал радио, фотографировал детей, жену, приезжавших к ним Веру, Анну Николаевну и Женю. Но все его мысли всё-таки были поглощены предстоявшим экзаменом по хирургии.
В этот период времени к нему как-то зашёл Григорий Быков и сказал, что на практику они поедут вместе в селение Архипо-Осиповку, расположенную недалеко от Геленджика, а после практики будут отдыхать в санатории в Геленджике. Рассказал он также, что практика на Черноморском побережье им обоим дана потому, что они перенесли тяжёлые болезни. Других студентов распределили по разным больницам и участкам Краснодарского края и Адыгейской автономной области, несколько человек оставили в Краснодаре.
Ну вот, прошли и эти, такие длинные для Бориса, две недели. Он ещё раз пересмотрел свои конспекты, взял их, зачётку и с довольно тяжёлым сердцем отправился в хирургическую клинику к профессору Керопьяну. Почему-то, несмотря на многократное повторение всего материала, он чувствовал себя не очень уверенно. Так же, как и в прошлый раз, он застал Кирилла Степановича в его кабинете. Во дворе студентов уже не было, сессия закончилась, остались только отстающие, которые пришли пересдавать хирургию. Их было немного, они сидели в коридоре перед кабинетом профессора и не решались зайти. Бориса Алёшкина они пропустили беспрепятственно.
Кирилл Степанович приподнял голову и на этот раз, как показалось Борису, уже почти ласково сказал:
— Ну вот, это другое дело… Теперь вы, товарищ Алёшкин, становитесь на себя похожи, а летний отдых вам ещё сил прибавит. Давайте вашу зачётку, садитесь.
Борис протянул её и присел на краешек стула, стоявшего напротив стола профессора. Тот взял книжечку, раскрыл, перелистал, просмотрел все записи за четыре года учёбы, улыбнулся, обмакнул в чернильницу ручку, крупными буквами вывел: «Хирургия — отлично», и расписался.
Борис остолбенел: как так? Ни одного вопроса, ни слова! А он так учил, так старался… Кирилл Степанович, заметив недоумение студента, улыбаясь, протянул ему зачётку и сказал:
— Больше я вам всё равно поставить не могу, а на столько-то, я уверен, что вы знаете, так зачем же тратить время? После каникул обязательно приходите в отделение неотложной хирургии, практикуйтесь, теперь будете выполнять и работу дежурного хирурга. Ну, счастливо отдохнуть! — и он протянул Борису руку.
Тот растерянно пожал её, также растерянно произнёс «спасибо» и, не придя ещё полностью в себя, вышел из кабинета. Там его встретили ожидавшие студенты. В кабинете профессора Борис пробыл менее пяти минут, и поэтому его сразу же засыпали вопросами:
— Что, выгнал? Что спрашивал?
Борис растерянно улыбнулся:
— Ничего.
— Как это ничего?! Опять этот Алёшкин голову морочит! Что хоть поставил-то? — послышались голоса.
Борис, так ещё и не опомнившийся от происшедшего, машинально ответил:
— Отлично, — и чуть не бегом рванул из коридора и помчался домой.
Глава одиннадцатая
Через несколько дней, предъявив зачётную книжку в канцелярии института, Алёшкин получил направление на практику, а в профкоме — путёвку в санаторий в Геленджик. В институте он встретил студентов своей группы, все они радостно приветствовали его. Узнав о том, что экзамены им сданы на «отлично», поздравили с переходом на пятый курс. Там же Борис встретил и Гришу Быкова, с которым договорился о совместной поездке на практику, они должны были провести её вместе.
Несколько последних дней Борис провёл с семьёй. Катя взяла отпуск без сохранения содержания, и время до отъезда мужа посвятила приведению в порядок его одежды. Это было делом нелёгким: единственный его костюм был потрёпан, но особенно плачевным состоянием отличались брюки, в таком же положении дело обстояло и с бельём. Купить что-то новое было не на что. Хотя Борис и получил стипендию за три месяца вперёд, но это была, в общем, такая мизерная сумма, которую едва могло хватить на самые насущные нужды: на расходы во время пребывания на практике и в санатории. Катя выделила немного из своих хозяйственных денег и купила Борису трусы, носовые платки и несколько пар носков. Не удивляйтесь, что мы об этом пишем. Катя и Борис были так поглощены заботами о пропитании своей семьи, что совершенно не уделяли внимания одежде и донашивали то, что было приобретено ещё во Владивостоке.
Впрочем, в группе, в которой учился Алёшкин, почти все к своей одежде относились так же. Всё это были более или менее зрелые люди, имевшие семьи, требовавшие средств на своё содержание. Но всё-таки самыми беднейшими, если можно так выразиться, среди студентов этого курса были Григорий Быков и Борис Алёшкин.
Кончились дни сборов, Борис и Гриша сели в поезд, им предстояло доехать до Новороссийска, а оттуда катером до Архипо-Осиповки. Дорога до Новороссийска длилась ночь и прошла без каких-либо приключений. Катер уходил в семь часов вечера. Почти целый день друзья провели в осмотре города. Кстати сказать, от вокзала до пристани надо было идти пешком километра три. Этот путь Борису показался очень трудным. Свой старый чемодан, помимо белья и другой одежды, он набил книгами по терапии, хирургии и другим болезням, справедливо полагая, что на практике они могут пригодиться. Чемодан его весил килограммов 16. Этот вес для Бориса оказался настолько тяжёлым, что на полдороге от вокзала до пристани он совершенно выдохся. Быков, который болел раньше приятеля и поэтому раньше окреп, да и вообще-то был намного сильнее, увидев отчаянное положение Бориса, несмотря на сопротивление, отобрал его чемодан и взвалил на себя оба. Так он и донёс их до пристани. Там, сдав вещи в камеру хранения, друзья отправились в город.
Город Новороссийск им не понравился. После Краснодара, утопавшего в зелени, он им показался каким-то скучным и серым. И действительно, с расположенных на окраине города больших цементных заводов очень часто проносились над городом облака цементной пыли и дым из заводских труб. Это оседало на улицы, дома и деревья города, потому всё было покрыто каким-то сероватым налётом. Из порта в город проникали запахи нефти, машинного масла и летела та же