Шрифт:
Закладка:
Вероятно, она сказала это громко, потому что лейтенант вдруг повернулся к ней, покачал головой.
— Я уже думал об этом, — сказал он. — Транслировать начинают в шесть утра. Чтобы передать такое «чрезвычайное сообщение», нужно особое разрешение. От самого высокого начальства. Раньше, чем в восемь-девять утра, не удастся. Впрочем, — лейтенант махнул рукой, — до восьми редко кто и слушает радио. Тем более — когда в комнате больной ребенок. А где гарантия, что в восемь ему уже не дадут лекарство? — он встал и заходил по комнате. — Нет, мы должны разыскать Медведева в пять-шесть, ну, максимум — в семь часов…
— А если… Не получится?.. — прошептала Галя.
— Тогда используем и радио. Как крайнее средство. Самое крайнее. А лучше бы — без него. Представляете? После такого радиосообщения весь город всполошится. А народ и так нервный. Будоражить его лишний раз ни к чему…
Лейтенант Анатолий Стеринский вообще полагал, что хороший милицейский работник должен как можно меньше тревожить посторонних. Происшествия в городе — каждый день. И каждый день можно давать объявления в газеты и по радио:
«Граждан, знающих что-либо об ограблении квартиры на Литейном, дом шестнадцать… просят зайти в управление милиции…»
«С Гагаринского переулка угнана машина «Волга», черного цвета. Имеющих какие-либо сведения… просят сообщить…»
И так — без конца. И все это будет свидетельствовать только о беспомощности милиции. Да, о бессилии. Анатолий Стеринский и так был нынче недоволен собой. Столько людей втянул в это ЧП! Стольким нарушил сон, выгнал под ливень!
Никто не отказался. Но злоупотреблять этим нельзя. Нет, нельзя.
Однако что же делать?
А время-то идет. Идет время. Осталось до утра всего часа четыре…
3 часа 25 минут.
Лейтенант позвонил начальнику своего райотдела милиции.
— Эх, и не хочется будить! Хотя бы одну ночь дать человеку отоспаться досыта, — сказал он Гале, слушая зовущие гудки в трубке.
Впрочем, взяли трубку быстро, словно звонка ждали и словно вовсе не четвертый час ночи.
Начальник отдела слушал не перебивая.
— Да, историйка, — сказал он, и лейтенант мог бы поручиться, что сейчас начальник, сидя в темноте на постели, в раздумье, потирает ладонью щеку.
— Да, историйка, — повторил начальник. — Я подумаю. А вы держите меня в курсе…
3 часа 35 минут.
И опять ходит, ходит, ходит лейтенант. Времени — в обрез. Надо срочно что-то придумать… Срочно…
А мысль, словно заблудившийся путник в лабиринте, тычется все в те же глухие тупички: ЦАБ… дворники… постовые… поликлиники… Нет, все уже испробовано. И отброшено. Не то. Не то…
Какая обида! В век техники, когда столько умнейших, тончайших приборов к услугам милиции… А вот тут ни одного не применишь. И приходится — логикой, одной лишь логикой…
Ходит лейтенант, ходит, упер кулак в подбородок…
И опять бьется мысль в том же проклятом лабиринте. А если? Все же — поликлиники? Узнать домашние телефоны главврачей? Или заведующих? Так… А они-то, уж конечно, знают, где их вахтеры, где ключи от входных дверей. Войти в поликлиники. А там — адреса больных детей Медведевых…
3 часа 45 минут.
— О, это идея! — громко радуется начальник отдела. И уже шепотом (вспомнил, наверно, что жена спит): — Молодец!
— Но как раздобыть телефоны главврачей? — хмурится Стеринский. — Не знаем ни их фамилий, ни адресов…
— Минутку, — перебивает начальник и кладет трубку.
3 часа 55 минут.
— Я позвонил домой заведующему горздравом, — сказал начальник отдела. — А у него, к счастью, был домашний телефон заведующего Василеостровским райздравом. Поднял с кровати и того. И вот у меня теперь четыре домашних телефона. Это главврачи всех четырех детских поликлиник нашего района. Понятно? Немедленно разбудите их, пошлите за ними машины, отвезите в поликлиники…
«Да, — думает Галя. — Это дельно. Если… если ребенок живет на Васильевском… А если нет?..»
4 часа 15 минут.
— Ох, и всыплют мне завтра за перерасход горючего! — хмуро шутит шофер.
Его «раковая шейка» — синяя, опоясанная красной полосой машина — нынче всю ночь мечется по городу.
Сейчас он отвез одного главврача, едет за другим. Крюки приходится делать изрядные: мост Летейнанта Штидта и Дворцовый мост все еще разведены. Машина вынуждена колесить через Петроградскую.
Хорошо, хоть ночные улицы пустынны: шофер развивает такую скорость, о которой днем нельзя и мечтать.
Привез главврача, а вахтера-то нет. Как попасть в поликлинику? Счастье, что главврач знал: живет сторожиха тут же, неподалеку, на Большом проспекте. Слетали туда, подняли старуху. Забрали ключи, и мигом обратно, в поликлинику.
4 часа 55 минут.
Все четыре главврача доставлены в свои поликлиники.
Обе милицейские машины теперь носятся по городу за медсестрами: без них в регистратурах утонешь. Не повезло: только у одной из сестер есть дома телефон. А у остальных — пока поднимешь с кровати, пока объяснишь что к чему, пока оденутся, то да се, а время идет, машина стоит, ждет.
5 часов 25 минут.
Шесть медсестер уже в поликлиниках. Начинают поступать первые адреса Медведевых… Прежде всего надо обшарить участок, прилегающий к аптеке…
Галя словно видит: медсестра поворачивает тяжелые барабаны, плотно забитые историями болезней. Проворные, привычные пальцы снуют по карточкам:
«Не то, не то, не то…»
Но вот — Медведев! Сестра быстро выдергивает карточку, откладывает в сторону. И опять скользят по рядам ловкие пальцы…
Галя сидит в углу, возле стола. Сидит прямо, не облокачиваясь, не наваливаясь на спинку стула. Всю ночь сидит она так.
Чуть прикроет глаза — и сразу видит: весь город, весь огромный город проснулся, тревожится, движется.
И все из-за нее одной, из-за ужасной ее ошибки!
Сколько людей не спят! Галя пытается мысленно представить себе: снуют от дома к дому постовые, переговариваются ночные дворники, мечутся милицейские машины. Покинули свои квартиры главврачи всех поликлиник, и медсестры, и сторожа. Разбужен и начальник милиции, и профессор Карасик, и заведующий горздравом. Бог ты мой! И сколько еще людей думают об этом ребенке!
И только одна она, Галя, виновница всего, сидит за столом, в тепле, сидит сложа руки…
«Ох, — думает Галя. — Помочь бы! Но чем? Как?» Она уже просила лейтенанта, чтоб послал ее за главврачом, но тот махнул рукой — сидите, мол. Куда потащитесь? Ночью, одна… А вместе с шофером — ни к чему. Он и сам…
Но теперь Галя опять умоляюще смотрит на лейтенанта. И он кивает:
— Садитесь к телефону, записывайте адреса.
А сам смотрит на часы. Время-то… Идет время. Осталось до утра всего каких-нибудь два часа…
5 часов 50 минут.
Две милицейские машины снуют
