– пускай приходит смерть,

Но узы те вовек не истереть[48].

Из поэмы «Паризина» (1816)

1. Сумерки

Вот час, когда среди ветвей

Мы слышим трели соловья,

Вот час, когда он шепчет ей:

(О, сладость клятвы) Ты моя!

И ветерок с журчаньем вод

В тиши им дарит нежность нот.

Цветы чуть тронула роса,

Покрыли звёзды небеса,

Волна – густая синева,

Трепещет бурая листва,

У неба непонятный цвет,

И нежный мрак, и мрачный свет:

Так исчезает мир дневной,

И сумерки слабеют под луной.

Джон Китс[49]

(1795–1823)

К ***[50]

Будь я красив, тогда б мой вздох, звеня

В слоновой кости раковине – дверце

Твоих ушей, в твоё проник бы сердце,

И страсть вооружила бы меня.

Но я не храбрый рыцарь, и броня

Не будет ни сверкать на мне, ни рдеться;

Я не пастух, что рад в лощине греться,

Целуя очи девы у огня.

И всё ж я здесь – зову тебя прелестной,

Прелестнее, чем розовый цветник

Сицилии, что пьян росой медвяной.

Я той росы испробую окрестной,

И лишь откроет месяц бледный лик,

Колдуя, наберу букетик рдяный.

Сонет[51]

День отошёл, ушли очарованья!

Приятный голос, нежная рука,

Легчайший шёпот, тёплое дыханье,

И томный стан, и локон у виска.

Исчезли сразу прелести бутона,

Вид красоты сокрыла пелена,

Из рук исчезло трепетное лоно,

Исчезли рай, сердечность, белизна —

Всё в сумерках растаяло, чаруя,

Лишь сумрак дня или святая ночь

Из запахов любви плетут густую

Вуаль из тьмы, гоня восторги прочь.

Я днём читал молитвенник любви,

Теперь пощусь, скорей мне сон яви.

К Фанни[52]

Прошу: прощенья – жалости – любви!

Любви без мук, но полной состраданья,

Не ветреной, бесхитростной любви,

Без маски, без пятна и порицанья!

О, стань моей, – вся – вся – ты будь моей!

Свой стан и прелесть, вкус пикантной страсти

Твоих лобзаний, рук, твоих очей,

Тепло и свет груди, дарящей счастье,

Себя и душу – всё мне дай, любя;

Не прячь и атом атома, иль скоро

Умру, иль в рабстве буду у тебя,

Забуду в дымке тщетного измора

Цель жизни – потеряв в уме своём

Порыв огня в тщеславии слепом!

Кузнечик и сверчок[53]

Нет, не умрет поэзия земная:

Когда палимы зноем, средь ветвей

Тенистых молкнут птицы, голос чей

Летит в лугах, средь изгородей тая?

Кузнечик это – первым начиная,

Он роскошь лета славит средь полей

С восторгом, но устав от всех затей,

Сидит беспечно в травах, отдыхая.

Поэзия земли не замолчит:

В морозный долгий вечер, в тишине

Поет Сверчок у печек раскалённых.

В тепле он так пронзительно трещит,

Что кажется лежащим в полусне —

Кузнечик это на холмах зелёных.

Сэр Вальтер Скотт[54]

(1771–1832)

Из журнала «The Edinburgh annual register» за 1808 год

Даме, преподнося ей цветы с римской стены[55]

О, возьмите цвет пурпурный,

Что растёт в руинах вала,

Где сыны свободы бурно

Гнали римский стяг[56], бывало.

Скотты в битвах с той угрозой

Не сорвали лавр зелёный;

Путник здесь из дикой розы

Сплёл Красавице корону.

Из романа «Пертская красавица, или Валентинов день» (1828)

Песня весёлой девушки[57]

Вздохни скорей;

Взгляни ещё раз в ясность вод,

На берег, землю, небосвод,

Ведь жизнь твоя к концу идёт:

Смерть у дверей.

Скорей ложись;

Пока твой бьётся пульс плохой,

Монах споёт за упокой,

И колокол пробьёт глухой —

Уходит жизнь.

Забудь про страх.

Вначале боль, а после дрожь,

Припадок, жар, озноб и всё ж

Конец болезням обретёшь,

Коль станешь – прах.

Томас Мур[58]

(1779–1852)

Из сборника «Поэтические произведения» (1840–1841)

Когда среди забавы

Когда среди забавы

Ты улыбнёшься вдруг,

Хотя по-прежнему лукаво,

Увы, не мне, мой друг.

Когда же ты в печали

Являешь слёзы мне,

Они моими сразу стали,

Пока текут вовне.

И взглядом благосклонным

Даруй всех, без огня;

Улыбки – менее влюблённым;

А слёзы – для меня.

Снег на высокой Юре[59]

С улыбкой рад лучам,

Что спят, холодные, в лазури,

Хотя и ярки там.

Но если луч глубинный

Вдруг опалит огнём,

Тогда улыбки вид невинный

Слезами станет в нём.

И взглядом благосклонным

Даруй всех, без огня;

Улыбки – менее влюблённым;

А слёзы – для меня.

Уолтер Сэвидж Лэндор[60]

(1775–1864)

Из сборника «Simonidea» (1806)

Роза Эймер[61]

Ах, что за королевский вид,

Небесные черты!

Невинность, грация дивит!

Всех обольстила ты.

Ах, Роза Эймер, мне тебя

Не зреть, но лишь рыдать,

Ночь вздохов, памяти, любя,

Тебе лишь посвящать.

Из книги «Цитирование и изучение Уильяма Шекспира» (1834)

Плач девушки

Он был