безопасность приезжих, хотя трепет оставался, тем более что учителей отправляли в глухомань, в «пески Сахары». (Помнится, отправлявшиеся туда опасались почему-то варанов, смеша нас фразой, почерпнутой из серьезного интервью то ли туарега, то ли бедуина: «мы варанов не кушаем, потому что варан — наш дядя по материнской линии».

(Вообще странами социалистической ориентации в те времена считались все кому не лень, точнее: все режимы, алкавшие «братской помощи» и которые исхитрились доказать свою глубокую преданность СССР и лично товарищу Суслову — главному партийному идеологу. К примеру, тот же Мухаммед Сиад Барре — президент Сомали, окончивший что-то вроде церковно-приходской школы, Маркса с Лениным не читал ни при какой погоде, и социалистических преобразований осуществлять он, естественно, не мог, как по причине собственного невежества, так и из-за отсутствия всякого намека на наличие той субстанции, которую надо было преобразовывать. Поэтому, ориентация государств, зафиксированная в документах государственной власти, никакой роли в жизни граждан не играла).

Профессиональная подготовка советских учителей по географии, в общем, сомнений не вызывала, а вот разговорная практика по языку малость «хромала». И вот здесь социалистическая ориентация Алжира пришлась нашим «смышленым» кадрам кстати: укрепляя социалистическую солидарность, учителя поручили детишкам учить «назубок» биографию вождя мирового пролетариата. В течение нескольких месяцев на уроках географии школьники зубрили биографию Ильича, и вот так, постепенно, день за днем, благодаря местным школьникам, удалось «подтянуть» свое знание французского.

Нельзя без улыбки вспоминать, какое благородное негодование выражали педагоги герценовского института, слушая Ивана Корха, выпускника географического факультета по поводу наличия телесных наказаний в школах Алжира. По его рассказу, учителю достаточно было выйти в длинный коридор, по которому дефилировал надсмотрщик с «нагайкой», поманить его пальцем к себе и указать на нарушителя дисциплины. И «дело было в шляпе» — после экзекуции нарушитель дисциплины надолго становился шелковым.

То обстоятельство, что в царские времена в большинстве российских школ учащегося могли запросто выпороть или наказать, например, четырехчасовым стоянием на горохе (колени сразу же начинали нестерпимо ныть), они, вероятно, забыли. А ведь Алжир тогда только-только обрел независимость — чему было удивляться? Конечно, можно было последовать примеру Смольного института для благородных девиц, где барышне, шуршавшей на уроке фантиком от конфет, последний просто прикалывали к ее платью, но в «недоразвитых» странах наблюдался не только дефицит конфет, но и благородных девиц. И, между прочим, законы 23 штатов США до сих пор позволяют хулиганов шлепать и ставить в угол, а в Соединенном Королевстве в закрытых частных школах до сих пор негласно практикуют битье линейкой по пальцам и сохраняют карцеры и т. д. Чему же тогда удивляться, что в Либерии до сих пор учеников стегают плетью, а когда в кенийских школах сравнительно недавно отменили битье учеников бамбуковыми прутиками, учителя стали бояться входить в классы, а по стране прокатилась волна недовольства...

Среди рассказов учителей, зарабатывавших себе на «хлеб насущный» в экзотических странах Африки, особой популярностью пользовалась невыдуманная байка о чаепитии в одной из танзанийских деревень, неподалеку от Аруши. Приветствуя на «оборудованном» пнями сельском «майдане» советских учителей, местный староста распорядился угостить всех присутствующих, включая деревенских жителей, чаем. Оно бы и ничего, да советских гостей посетили смутные сомнения о происхождении сладостей, извлекавшихся из огромного бумажного мешка, на котором отчетливо проступали литеры всемирной Организации Здравоохранения (World Health Organization, WHO).

Позже (или в процессе чаепития — об этом автору неизвестно) выяснилось, что в мешке находилось не что иное, как контрацептивы, которыми ВОЗ щедро снабжала африканские страны в надежде приостановить неконтролируемое размножение местного населения. Их, вприкуску с чаем, и «пользовали» дети, мужчины, старики и, естественно, женщины.

Вот так, с помощью советских специалистов, и срывалась программа контроля над рождаемостью в странах Тропической Африки!

43. ОКОЛОНАУЧНЫЕ БАНКИ

Сколько накопилось за многие годы комичных, а то и прикольных ситуаций, связанных с научной сферой — не счесть. Одни из них связаны с остепеняющимся аспирантами, другие — с уже остепененными, третьи — с «самородками», чью «гениальность» никак не хотела признавать «поганая» научная общественность. Кстати, мнение о том, что науку делают шизофреники, иногда даже находит свое подтверждение. Известно, что американский математик, нобелевский лауреат Джон Форбс Нэш-младший, будучи гениальным ученым, страдал шизофренией, лежал в психиатрической клинике, где и было диагностировано это заболевание. Но это, все-таки, явление эксклюзивное. Гораздо чаще кандидаты в гении — обыкновенные городские сумасшедшие.

Так, время от времени на факультете географии появлялись какие-то «скорбные главою» люди, часто сбежавшие или преждевременно отпущенные из психбольниц, пытавшиеся «втюхнуть» свои фантастические прожекты — то о необходимости срочно «поменять местами магнитные полюса» Земли, то «повернуть в новом направлении сибирские реки», то «засыпать часть Финского залива» и т. п. Шли в основном к автору — вероятно, как председателю диссертационного совета и к тому же — вице-президенту Русского географического общества. Подчас приходилось тяжело, выражаясь шолоховским языком, как «вужаке на сковородке» — посетители требовали выслушать «до конца», понять и достойно оценить их новаторские идеи, а то и «качали» некие имевшиеся у них права.

Однажды будто из-под земли вырос медоточивый субъект, явно с помутневшим рассудком, пытавшийся бабачить, кажется, об острове Тасмания, об овладевшей им навязчивой идее создания на нем то ли питомника для кенгуру, то ли для коала (как к этой идее отнесутся эндемичные тасманийские волки, он, правда, не разъяснял). Устав от общения с явно неадекватным товарищем, нам пришла в голову прикольная идея направить его к профессору Соколову, как якобы специалисту «мирового уровня» по Австралии, и, главное, известному «кенгуроведу». Примерно через полчаса многие на факультете отчетливо слышали яростную, местами не вполне «нормативную» речь распалившегося Соколова, который взашей выпроваживал непрошеного гостя прочь за пределы здания. Не сладко пришлось и автору, так как естествоиспытатель, конечно же, ни за понюшку табака «выболтал» Соколову имя того, кто приклеил ему ярлык «кенгуроведа».

Многие комичные ситуации порождали аспиранты. Одна из них возникла даже не с аспиранткой, а с абитуриенткой, желавшей поступить в аспирантуру. Девушка оказалась золотой медалисткой, с отличием окончившей педагогический институт в столице одной из советских автономных республик, и главное — была дочерью заместителя председателя местного совета министров. Последнее обстоятельство представлялось нам чрезвычайно ценным, так как порождало сладкие и вполне реальные мечтания о заключении с республикой хоздоговорных работ с помощью высокопоставленного папы, что в советские годы сулило немалые дополнительные приработки.

Увы, первый же экзамен по истории партии девушкой был позорно провален — бедняжка не смогла конкретизировать «три движущие силы современного революционного процесса». Ошарашенный и возмущенный до глубины