Шрифт:
Закладка:
Трубку снял Вулф.
– Это я. Говорю из телефонной будки в офисе окружного прокурора. Возможно, здесь есть прослушка. Такое впечатление, что меня будут допрашивать еще неделю. У меня пытались выведать насчет револьверов, но потом кто-то позвонил по телефону, и к револьверам интерес пропал. Мне подумалось, что вас это заинтересует.
– Мне все уже известно. – Вопреки моим ожиданиям, в голосе Вулфа не слышалось ноток уныния. – Мистер Кремер позвонил в начале второго. Револьвер, который ему дали мы, отследили быстро – это не составило никакого труда. В тысяча девятьсот пятьдесят третьем году его приобрел отец миссис Хейзен – Тит Постэл. Пять лет назад, в тысяча девятьсот пятьдесят пятом, он из него застрелился.
– И она хранила его у себя?
– Пока не удалось установить. Я велел мистеру Паркеру спросить ее об этом. У них сегодня днем встреча. Ну а я пока вызвал Сола и дал ему задание.
Я бы с удовольствием поинтересовался, какое именно задание дал Пензеру Вулф, но предпочел этого не делать – наш разговор могли прослушивать. Когда нам требуется помощь, мы в первую очередь обращаемся к Солу Пензеру, лучшему частному сыщику города Нью-Йорка. Берет он за свои услуги больше, чем другие, зато и делает в пять раз больше. Я предупредил Вулфа, что могу не успеть домой к обеду.
Когда я принялся диктовать показания стенографистке, моя голова была занята совсем другим. Копы, похоже, раскусили загадку с двумя револьверами – появление второго револьвера, по сути дела, сыграло им на руку, а положение Люси стало и вовсе безнадежным. Теперь им не нужно доказывать, что она в помрачении рассудка после убийства забрала револьвер домой, положила в комод, а на следующий день отнесла обратно и положила в машину. Нет, ее план был куда хитрее. В понедельник она взяла из комода револьвер мужа, а на его место положила свой, некогда принадлежавший ее отцу. Застрелив супруга, она оставляет его оружие в машине, во вторник достает из комода револьвер отца и оставляет его у Вулфа, навешав ему лапши на уши. При этом со всей очевидностью можно заключить, что она не в курсе о существовании у револьверов серийных номеров, по которым можно отследить оружие. С точки зрения полицейских, прекрасная рабочая версия. О такой можно только мечтать.
Для меня же ситуация складывалась хуже не придумаешь. Пока я был не готов сдать Люси и признать, что я в ней ошибся. Прежде у меня было слишком много вариантов ответов на имевшиеся вопросы, теперь у меня этих ответов не стало вовсе. Все это я обмозговывал, пока диктовал показания, в ходе которых, по идее, должен был изложить все сказанное Люси нам с Вулфом, а это, согласитесь, очень непросто. Когда я закончил, меня отвели в кабинет окружного прокурора, в котором его хозяин на пару с Мэнделом выматывали мне душу еще около часа. Закончили они в половине седьмого, и я решил, что сегодня стражи закона от меня больше ничего не захотят. Я ошибался. Кремер желал меня видеть у себя в убойном отделе. Меня предупредили, что если я стану артачиться, то меня задержат как главного свидетеля. Поскольку это означало, что я застряну до утра – раньше Паркера ко мне просто не допустят, – я решил быть паинькой.
Положение чуть скрасило лишь одно. Когда Кремер приказал одному из сотрудников принести чего-нибудь перекусить, тот оказался человеком приличным и счел, что даже собака имеет право есть то, что ей по вкусу. Поэтому мне подали именно то, о чем я просил: молоко и сэндвичи из ржаного хлеба с солониной. За исключением этого светлого момента, в остальном все было скучно и безрадостно. Мне пришлось провести в обществе Кремера и сержанта Пэрли Стеббинса свыше двух часов. Я даже не смог побить свой личный рекорд с лейтенантом Роуклиффом – однажды я довел его до заикания всего за две минуты и двадцать секунд. Я заключил пари с Солом Пензером, что с трех попыток повторю этот фокус, но уже за две минуты.
Наконец Кремер и Стеббинс решили, что с меня довольно. Мои часы показывали 21:32, часы на стене – 21:34, но они в отличие от моих спешили. Миновав приемную полицейского участка, я вышел на улицу. Я постоял на тротуаре, сделал три глубоких вдоха свежего морозного воздуха, чтобы хорошенько проветрить легкие, и принялся думать, куда мне пойти. Если направо, в сторону Восьмой авеню, то это такси, если налево, к Девятой авеню, то пятнадцатиминутная прогулка пешком. Решив прогуляться, я двинулся налево. Не успел я сделать и трех шагов, как вдруг кто-то схватил меня за плечо и резко рванул, прорычав:
– Ах ты, гнида поганая!
Рывок чуть развернул меня. Завершил я разворот уже своим ходом и по своей воле. Передо мной стоял Теодор Уид. Он сжал кулаки, а правую руку уже согнул в локте и отвел назад для удара. Играя желваками, он мерил меня полыхающим взглядом.
– Не здесь, кретин, – сквозь зубы проговорил я. – Даже если тебе и удастся мне врезать, в чем я лично сильно сомневаюсь, я начну звать полицию, и она, поверь мне, тут же объявится. Кроме того, прежде чем ты меня вырубишь, я имею право узнать, почему я гнида. Итак, почему?
– Сам знаешь почему. Ты дерьмо. И твой Ниро Вулф тоже дерьмо. Говорите, что работаете на Люси? Черта с два! Вы отдали полицейским ее оружие.
– С чего ты взял?
– Догадался. По вопросам, которые они мне задавали. Что, будете отрицать?
Честно говоря, после тяжелого дня голова у меня работала не лучшим образом, однако на пределе своих возможностей. Стоящего передо мной человека ни в коем случае пока нельзя было сбрасывать со счетов. Он лично обещал отдать обе руки на отсечение, лишь бы помочь Люси, и он сам же признал, что она не знает о чувствах, которые он испытывал к ней. Беседа с ним не повредит. Более того, она может оказаться полезной, но я пока не знал, что задумал Вулф, и потому не мог захватить Теодора с собой домой.
Уид по-прежнему сжимал кулаки.
– Вот что я тебе скажу, – начал я. – Сейчас мы повернем с тобой за угол. Там есть ресторан «У Джейка». Я куплю тебе выпить, и мы с тобой обо всем поговорим. Если после разговора у
