потемнело. Да еще и в сердце что-то кольнуло. Словно тот бандит нож всадил. Ну, думаю, все, конец. И мужа побоялась разбудить. И «скорую» не решилась вызвать, чтобы хоть надежда какая осталась… Не знаю уж, как я эту ночь пережила. Утром муж детей в садик отводил.

— У вас двое? — спросила Майсарат, не зная, как отвлечь мнительную пациентку.

— Близнецы! — ответила женщина не то с гордостью, не то с сожалением.

— Трудно приходится?

— Да нет! Днем они в садике. Вечером муж с ними возится. А у вас?

— Один сын. — Майсарат с грустью подумала, что в ее семье нет сейчас такой идиллии. И муж, и сын заняты своими делами. Они так редко собираются вместе вечерами, чтобы поговорить…

А женщина между тем не могла остановиться:

— О детях-то можно не беспокоиться. Ведь все для них — садики, школы, врачи. И все самое лучшее, — сказала женщина с интонацией, которая показалась Майсарат странной для матери. — Дети наши не пропадут… Что им сделается? А вот как мне уберечь здоровье… Вы подумайте, в моем возрасте — уже сердце. А дальше как? У нас, по-моему, сердечные болезни и лечить-то по-настоящему не умеют. Ну, скажите, скажите, доктор, что мне теперь делать?

— У вас и сейчас покалывает в сердце? — спросила Майсарат, стараясь проявить свое обычное терпение.

— Да, доктор! Хотя подождите. Сейчас? Нет, сейчас как будто не колет. Но вот вы, врач, можете гарантировать, что больше колоть не будет? Можете?

— Ну, сначала я все-таки должна послушать ваше сердце, измерить давление. Пройдите, пожалуйста, за ширму и разденьтесь.

Осмотрев больную и измерив давление, Майсарат сказала:

— Вы можете жить совершенно спокойно: ваше сердце работает как часы.

— Это неплохо, считаете?

— Будь у меня такое сердце, я прожила бы лет сто пятьдесят.

— На что я должна обратить внимание?

— Занимаетесь зарядкой?

— Бегаю трусцой, прыгаю со скакалкой и плаваю. Даже зимой бегаю и принимаю холодный душ.

— Это прекрасно. А как у вас аппетит?

— Не жалуюсь. Люблю поесть.

— Много? Всего досыта?

Больная конфузливо кивнула.

— Вот это напрасно. Вы расположены к полноте. И вам надо привыкнуть есть умеренно.

— На время болезни?

— Потом тоже. Вы, наверное, знаете, человеку полезнее недоесть, чем наоборот. За этим вы и последите, в первую очередь, как только поправитесь… А пока — три дня постельного режима, лекарства, которые вам прописала. И естественно, никакого бега, никакого плавания. Это вы потом наверстаете. Придете ко мне через три дня. От мороженого и холодной воды придется отказаться.

— Вообще?

— Нет, пока.

— Доктор, хотите, я достану вам такое же платье, как мое? — Вдруг деловито предложила больная. — Я, знаете, в комиссионке работаю. Чего только иной раз не приносят…

— Спасибо, спасибо, — поторопилась отказаться Майсарат. — Мне ничего не нужно.

— Я вам так благодарна. Сразу стала лучше себя чувствовать.

— Это очень хорошо. Скоро вы совсем поправитесь. Я бы с удовольствием поговорила с вами еще, но меня ждут больные. Передайте, пожалуйста, чтобы зашел следующий.

Майсарат выслушивала очередного пациента, когда в кабинет вошла ее коллега врач-окулист. Словно не замечая больного, она наклонилась к Майсарат и вполголоса принялась рассказывать, как многим она обязана одному знакомому человеку. Потом протянула историю болезни:

— Он там, у дверей. Как освободишься, вызови его.

— Я его внимательно выслушаю, только пусть придет к часу. Видела, какая у меня сегодня очередь.

— Ты это мне? — не поверила коллега.

Майсарат молча кивнула.

— Значит, он должен торчать до обеда, а ты будешь соблюдать очередь?

— Пусть немного погуляет или посидит в саду, а к часу я освобожусь и обязательно приму…

— Да ты… да я… Дай назад карточку! — Она схватила со стола историю болезни и выскочила из кабинета, даже в дробном стуке каблуков слышалась оскорбленность. И все-таки она тут же вернулась и злорадно прошипела в приоткрытую дверь:

— Спасибо тебе! Сам доцент осмотрит его!..

— Понимаю, был бы тяжело больной и нуждался в неотложной помощи. А то — нужный знакомый! И как только не стыдно! — Возмущался больной, который был у Майсарат на приеме…

Последним в кабинет вошел молодой мужчина с прятным улыбчивым лицом и добрыми глазами. Этого человека она помнила: он дважды приходил с катаром верхних дыхательных путей. Мужчина был высокий, немного нескладный, с большими грубыми руками. Но при этом градусник он брал так бережно и надежно, что было ясно — его руки умеют делать тонкую работу.

Майсарат помнит, как она в первый раз заглянула в карточку: мужчина оказался столяром. Вел он себя достойно и скромно, и у Майсарат после недолгих и стандартных вопросов осталось ощущение, что у нее на приеме был хороший и добрый человек.

И вот теперь он сидит перед нею в третий раз, жалуется на недомогание, плохой аппетит…

Майсарат сочувственно кивает и записывает его слова в карточку. И вдруг мимо ее окон с ревом и тревожными сиренами проносятся одна за другой несколько пожарных машин. Майсарат настораживается: в голове разворачивается не раз уже прокручиваемый сюжет — Дауд пришел из школы, пообедал, пошел гулять, забыв выключить газ… загорелась кухня, а за нею весь дом…

Первой мыслью было — бросить все и бежать домой. А как же больной? Она подавила в себе панический страх и сказала пациенту:

— Вот вам рецепты, полежите три дня и потом приходите…

Но больной замешкался, неловко перекладывая из руки в руку какой-то сверток.

— Вы что-то хотели спросить? — Майсарат встала, полагая, что прием закончен.

— Это вам, Майсарат Алиевна, — сказал мужчина и положил сверток на стол…

— Что такое? — растерялась Майсарат.

— Да пустяки, — ответил мужчина, пятясь к дверям. — Приехал брат из Ленинграда и привез «Птичье молоко». Я вам принес одну коробочку.

— Сейчас же возьмите обратно! — вспыхнула Майсарат. Какое-то смутное подозрение мелькнуло у нее в голове. — Прошу вас, присядьте, пожалуйста.

— Вы меня неправильно поняли, — пробормотал мужчина, но покорно взял со стола коробку и сел.

— Возьмите градусник.

— Сейчас у меня, наверное, нет температуры.

— Вы только жаловались на плохое самочувствие. Я поверила вам и записала в карточку.

— Плохо-то плохо, а температуры нет, — мужчина все же сунул градусник под мышку.

— Дайте-ка посмотрю ваше горло… Повернитесь к свету. Откройте пошире. Так… Теперь: «А-а-а…» Спасибо.

Майсарат села за стол и стала сосредоточенно писать что-то в карточку. Она строчила нервно и быстро — было видно, как сильно она уязвлена и раздосадована.

— Дайте, пожалуйста, градусник. — Не глядя на пациента, она протянула руку. — Ну что же, так и запишем: тридцать шесть и один.

Тщательно прослушав сердце и легкие больного, она сложила стетоскоп и впервые посмотрела лжебольному в