Хейзел глянула на него искоса, шагая к конюшням.

– В моем доме всегда все было немного странно. Отец в отъезде, а мать… В общем, говоря простыми словами, после смерти брата мать погрузилась в траур и забыла, что из него придется выйти. Все это привело к тому, что никто особо не следит за тем, что я делаю или куда хожу, особенно, с учетом того, что мне не нужно переживать из-за этого кошмарного спектакля – лондонского дебюта, раз уж я практически помолвлена с самого рождения.

– Ты помолвлена?

«Само собой, она помолвлена, – подумал Джек, – такие девушки, как она, всегда помолвлены. Они, можно сказать, для этого рождены. Как поросята, которых выращивают на мясо».

Хейзел замолкла. Привычный ответ висел на языке, но тут нахлынули воспоминания о произошедшем на балу у Алмонтов, а следом и волна эмоций: сначала ужас, а затем, неожиданно, облегчение от того, что неизбежное свершилось. Хейзел рассмеялась, так громко, что спугнула нескольких птиц, вспорхнувших с деревьев.

– Полагаю, что помолвлена.

– Не похоже на обычную реакцию. Большинство невест радуется такому.

– Просто я еще ни разу не произносила этого вслух. И до сих пор все это казалось просто дурным сном.

– Почему? Жених урод? Весь в оспинах? Нет, дай угадаю: ему под шестьдесят, и живот у него как бочонок?

– На самом деле нет. Восемнадцать в марте, и, насколько я понимаю в таких вещах, достаточно хорош собой. Лорд Бернард Алмонт. Ты ведь не знаешь его, так?

Джек покачал головой.

– А вот дом знаю, – сказал он, не успев подумать. Хейзел окинула его подозрительным взглядом. – Все знают Алмонт-хаус, я хочу сказать. Громадина. В Новом городе. – И быстро спросил, меняя тему: – Так как вышло, что ты не хочешь замуж? Жить в таком большом доме, купаться в деньгах и прочее?

– Сомневаюсь, что виконтессе позволят препарировать мертвые тела, – сказала Хейзел.

– И как бы ей удалось втиснуть это в свое светское расписание?

– Да и перчатки постоянно были бы грязные.

Джек убрал за ухо свисающую прядь волос.

– Так, значит, невестам виконтов и будущим виконтессам позволяют препарировать мертвые тела?

– Только пока не знают об этом.

Хейзел с улыбкой открыла ворота конюшни и подвела Джека к каурой лошади, уже оседланной и привязанной к коновязи. Она пробежала рукой по лошадиной морде.

Шкура у лошади была лощеная, это бросалось в глаза, а вокруг носа шла бархатистая розовая полоска, но больше всего Джека потряс ее громадный, пугающий рост.

Хейзел заметила страх на его лице.

– Я знаю, что она больше привычных пони, которые часто здесь встречаются. Мой отец заказал их для нас из Лондона. Арабские скакуны. Но они действительно прекрасны. Эта моя. Мисс Розалинда, – представила Хейзел, ласково поглаживая круп золотисто-коричневой кобылы, на что та отвечала нежным ржанием. Хейзел обратила внимание на выражение лица Джека и закатила глаза. – Я была маленькой, когда давала ей имя. Я понятия не имела, как нужно называть лошадей. А этот твой на сегодняшний вечер. Бетельгейзе.

Она кивком указала на жеребца, такого черного, что Джек просто не заметил в темноте это чудовище из кошмаров, со стройными ногами, высотой, похоже, в целый этаж. Конь Бетельгейзе недоверчиво фыркнул.

– Красивый, – сказал Джек.

Хейзел легко взобралась на мисс Розалинду и отвязала поводья от коновязи одним легким движением. Затем пустила лошадь легкой рысью, заставляя идти кругом.

– Ну же, у нас нет времени на церемонии. Давай, запрыгивай.

Бетельгейзе склонил голову набок и посмотрел прямо на Джека. Казалось, он настолько же не рад тому, что Джек должен на него сесть, как и сам Джек.

– Стой! Подожди секунду, – окликнул Джек Хейзел, едва сдерживая облегчение. – У меня же тачка. Нам не удастся привезти тело на лошади. Думаю, нам все-таки лучше прогуляться.

Хейзел так легко спрыгнула из седла на землю, словно законы гравитации на нее не распространялись.

– О чем ты говоришь?

Обойдя конюшню сбоку, она остановилась у маленькой тележки, прислоненной к тюку сена. Легко подкатила тележку к своей кобыле и прикрепила ее полозья к седлу мисс Розалинды.

– Ну вот, – сказала Хейзел, вытаскивая из кармана кусочек репы и скармливая его мисс Розалинде с ладони. – Все просто. И намного легче, чем толкать тачку.

Джек скривился.

– Ага. Намного легче. – Он со вздохом вытащил мешковину и лопаты из тачки и переложил в тележку Хейзел. А затем решительно шагнул к громадному черному жеребцу. – Давай покончим с этим, приятель, – пробормотал он. Затем коротко помолился, поставил ногу в стремя и закинул себя в седло со всей силой, на которую был способен. – Весьма неплохо!

Джек в первый раз сидел на лошади. Он чувствовал себя сильным и уверенным, словно слился с конем в единое целое, и теперь они могли форсировать реки и скакать через изгороди.

Он чуть подтолкнул Бетельгейзе каблуками, чтобы заставить двигаться вперед. Но вместо того, чтобы пойти шагом, конь коварно дернул крупом, заставив Джека прижаться к нему всем телом. Джек сжал поводья так, что побелели пальцы, его бедра тряслись. Хейзел и мисс Розалинда были уже на подъездной аллее, в нескольких ярдах впереди. Сжав зубы и вознеся очередную молитву (за последние сорок секунд он молился больше, чем за всю предыдущую жизнь), Джек снова уселся и легонько ткнул коня каблуком в бок, надеясь, что тот все-таки начнет двигаться.

Бетельгейзе повиновался. Стоило жеребцу понять, что он больше не на привязи, он не просто начал двигаться, а сорвался в бешеный галоп, обогнав кобылу Хейзел и направившись в темноту меж высоких сосен, растущих вдоль подъездной аллеи.

Хейзел кричала что-то ему вслед, но онемевшие уши Джека слышали только свист ветра и бешеный стук собственного сердца. Затем добавился еще один звук, высокий визг, похожий на свист чайника, и Джеку потребовалось несколько секунд, чтобы осознать: это его собственный крик.

Эта ужасающая скачка долго не продлилась. На дороге впереди появилось нечто плохо различимое в темноте – какое-то черное горизонтальное пятно, перекрывающее путь. Но на такой скорости неизвестный предмет возник перед Джеком прежде, чем он смог среагировать. Предмет оказался поваленным бревном, трухлявым и кишащим насекомыми.

Бетельгейзе прыгнул, и Джек вылетел из седла прямо в грязь. Он разок кувыркнулся через голову, а затем приземлился вверх ногами у трухлявого бревна. Стук копыт кошмарного скакуна затихал вдали. Джек застонал. Он чувствовал, как холодная грязь просачивается сквозь ткань его куртки.

Подъехала Хейзел на своей лошади.

– Мне показалось, ты утверждал, что умеешь держаться в седле! – закричала она, спешиваясь.

Джек снова застонал.