Шрифт:
Закладка:
У самого Хорта осталось два гроша, и как раз подвернулась лавка со сладостями. Он тут же обзавелся двумя пряниками. Один честно купил за грошик, другой свистнул, сам не зная зачем. Так, под руку попался. Сладкое он не любил.
Последний грошик остался на счастье, чтоб деньги не переводились. Обр затянул пояс потуже, поглядел на небо и решил, что, пожалуй, пора возвращаться.
На обратном пути ему раз пять попались встречные с рыбой в корзинке или просто в рогожке. На причале староста Северин, слегка ошарашенный, но с каждой монетой делавшийся все довольнее, солидно беседовал с покупателями, покрикивал на своих, чтоб поторапливались, подбирали рыбку получше. Рядом, заткнув руки за пояс, стоял Жила и глядел на все это в остолбенении.
Перекупщика не было. Неподалеку толкалась парочка его охранников, но вреда они никакого как будто не делали.
* * *
Назад шли неспешно, ловили упавший к вечеру ветер, крепко оберегали просмоленный бочонок с солью. Обра не хвалили, не благодарили, лишь староста Северин поглядел со значением:
– Бойкий ты, Лекса. Как и не деревенский вовсе.
– Да ладно, – отмахнулся Обр-Лекса, – у нас в Еланях все такие. Небось, не в лесу живем.
Кажется, название родной деревни вспомнил правильно. Или нет? Надо будет спросить у Нюськи.
С пряниками он поступил так. Уворованный за ужином сунул Верке, чтоб кормила получше, не обделяла. А может, и еще почему. Верка-то точно подумала про другое, покраснела, как свекла, и сильно пихнула его локтем. Обр покачнулся, поперхнулся, но на лавке все-таки усидел.
Пристроить второй пряник, честно купленный, оказалось намного труднее. К счастью, на другой день в море не пошли. Отдыхали. С утречка, еще и роса не высохла, Хорт отправился к вдовьему огороду. Пробирался он туда тихо, как волк в овчарню, так, чтоб веточка не шелохнулась, травинка не дрогнула, чтобы не только собаки, но и самые досужие сплетницы не почуяли. Пробравшись, залег в знакомой бузине под березой и стал ждать. Полюбовался на вдову во всех видах: с коромыслом, с подойником, с охапкой травы для скотины. Наконец на крыльце показалась и Нюська. Поглядела на низкое солнышко, вытащила откуда-то тяпку и принялась окучивать капусту. Обр подождал, пока она дойдет до конца рядка, что упирался в самую бузину, и мяукнул. Жалобно, тоненько. Нюська перестала ковыряться тяпкой в серой сыпучей земле, прислушалась. Он мяукнул еще раз. Голос у него все-таки был не кошачий. Получилось хрипловато, будто несчастный котенок мается жутким похмельем. Но Нюська поверила. Всполошилась, тяпку бросила и шустро полезла в бузину. Должно быть, решила, что кто-то душит бедняжку, и кинулась на выручку.
Пока дурочка, встав на коленки, причитала «кис-кис-кис», шарила под бузиной, копалась в траве вокруг березы, Обр бесшумно шагнул из кустов и обхватил ее сзади. Хотел напугать немного, но вышло нечто вовсе несообразное. Оказалось, что и Нюська уже не ребенок. До Верки, конечно, ей далеко, но не ребенок, это точно.
Хорт до того изумился, что рук не разжал. Наоборот, притиснул девчонку еще крепче. Дурочка дергалась, пыталась слабо отпихиваться локтями, но от этого было только хуже. Под пальцами что-то отчаянно трепыхалось, билось о хлипкие ребрышки.
Нюськино сердце.
– Тихо, – шепнул Обр, – тихо, дура! Своих не узнаешь?! – И, наконец, разнял руки.
Нюська рванулась вперед, чуть не упала, ухватилась за березу, уставилась на Хорта огромными, слепыми от ужаса глазами. Вот это пошутил. «Как есть разбойник, – укорил себя Обр, – даже шутки разбойничьи».
– Ну, ты чего? – пробурчал он. Было немного совестно, и ладони горели, как от мокрых канатов. – Я это, я.
Дурочка всхлипнула и тихо сползла на землю у толстых березовых корней.
– Сама виновата, не будешь по кустам лазить.
Никакого ответа, на лице по-прежнему ужас. Обр плюхнулся рядом, незаметно остудил руки в сырой траве.
– Ты ведь не меня испугалась, – с полной уверенностью сказал он, – ты на другого подумала. Кто к тебе лезет-то? Только не ври. Кто?
– Сосед.
– Угу.
– Что ты, – встрепенулась Нюська, ухватила слабыми лапками за жилистое Оброво запястье, близко заглянула в глаза. С Дедом она тоже никогда не встречалась, но тихую ярость почуяла. – Не надо, что ты! У него же дети. Он не… ничего такого.
– Сама ж сказала.
– Да не трогает он меня. Только я его боюсь. Придет в гости, сядет как сыч и все про хозяйство свое рассказывает. А сам смотрит. Нехорошо так. Недавно башмаки в подарок принес. Новые, почти неношенные. Сказал – от жены остались. Ты ведь не…
– Надо бы все-таки поучить для острастки.
Нюська замотала головой, спряталась в сползший на лицо платок, как улитка в раковину.
– Ну, хочешь, научу, как бить, когда сзади хватают? – Сказал и понял: все зря. Никого эта несчастная дурочка бить не будет. – Ладно. Ежели сосед этот или еще кто полезет, просто придешь ко мне.
– Хорошо, – прошептала дурочка.
Помолчали. Тихо шелестела береза. В бузине звенели скрывшиеся от дневного солнца комары.
– А ты… ты сам почему не приходишь?
– Не хочу, чтоб гадости про тебя болтали, – проворчал Хорт.
– А, – Нюська вдруг засмеялась тихонько, – это, наверное, Северинова Верка.
– Почему Верка?
– Она на тебя глаз положила. Всем говорит, что по осени ты на ней женишься.
Обру тоже стало смешно.
– По осени? Ничего не выйдет. Я и так женатый, дальше некуда.
Достал из кармана пряник, шикарным жестом отряхнул приставшие рыбьи чешуйки и небрежно уронил помятый гостинец на острые коленки, обтянутые грубым полотном юбки.
– Это… что? – робко донеслось из-под платка.
– Это едят, – с тяжким вздохом объяснил Хорт, – не бойся, не ворованное.
– Это правда мне?
– Не, соседу своему отдай!
– Спасибо, – прошептала Нюська.
– Все, мы в расчете. Ты мне – пирог, я тебе – пряник.
– Не-а. Ты мне еще должен. Я тебя целый месяц кормила.
Обр усмехнулся, потом вспомнил о соседе и снова помрачнел. Смотрит он, подарочки дарит.
– Слышь, а те башмаки неужто впору?
– Нет.
– Велики, конечно?
Дурочка кивнула. Обр решительно нагнулся, добыл из-под длинного подола босую, перепачканную землей ступню, обхватил ладонью, прикидывая размер. Ступня была узкая и холодная. Или это рука такая горячая? Нюська съежилась, спрятала ногу под юбкой.
Дурак. Кончай ее хватать. Это тебе не Верка.
– На ботинки я еще не заработал, – бодро сказал он, – но подходящую обувку тебе добуду.
– Анна! – донеслось со стороны дома. – Анна! Где тебя носит?!