Римусе, за прошедшие четыре года ее имя упоминалось почти в пяти тысячах газетных статей. Она признавалась в дневнике, что тоскует по “восхитительным безмятежным воскресным дням, когда можно валяться в кровати до полудня и читать, не испытывая угрызений совести, что жизнь проходит напрасно!”. Она работала по пятнадцать часов в день, растила ребенка, боролась с ухудшением слуха и в какой-то момент поняла, что не в силах перекроить свою жизнь, подстраиваясь под чью-то еще. Ее старая подруга из Калифорнии была права, когда сказала, что Виллебрандт “никогда никому не принадлежала по-настоящему”.

Перед началом процесса об афере с винокурней “Джек Дэниэлс” она составила ответ Фреду, буквы скакали и кривились в разные стороны, будто она писала в последнем вагоне скорого поезда.

Мой дорогой, год подходит к концу, и ты по праву ждешь от меня окончательного решения. Я не противлюсь твоему требованию, но должна сейчас отложить нашу встречу и дать ответ – на протяжении нескольких месяцев я все больше понимала, что он должен быть именно таким, дорогой мой: НЕТ – к сожалению; мне кажется, что твоя любовь и удовольствие от нашего брака долго не протянут, учитывая напряженные социальные условия и прочие обстоятельства вне моего контроля, которые будут влиять на наши отношения, – на деле я до боли в сердце уверена, что какой бы возвышенной и стойкой ни была твоя вера в наше будущее, она не выдержит бурь, в которые мы попадем.

И да, мой родной, драгоценная часть моей души, пускаясь в опасное приключение, ты рискуешь пережить лишь сердечное разочарование. Разрыв после пяти или десяти лет только укрепит, а вовсе не умалит твою репутацию и не повлияет на возможность вести полноценную жизнь. “Ах да, тот молодой неизвестный человек, за которого вышла миссис В.? Он вынужден был оставаться в тени, но не мог же он быть настолько к ней привязан – вы же видели ее?”

Но для меня – какими жалкими стали бы плоды всех моих самоограничений, дисциплины и прежних достижений. Я была бы раздавлена, разве что финансово обеспечена, но не смогла бы вынести твою печаль… Этот год оказался гораздо тяжелее, чем ты думаешь…

Любимый, любимый мой, доброй ночи.

Этот социальный извращенец, этот социальный прокаженный, этот социальный паразит

Однажды утром в последнюю неделю ноября Джон Роджерс сидел за рабочим столом в редакции “Сент-Луис пост-диспатч” и читал свои заметки о Джордже Римусе. К своим сорока четырем годам Роджерс проработал в газете восемь лет и довольно быстро достиг известности у американских читателей. У него был особый дар добиваться откровенности от преступников. В 1922-м, во время расследований преступлений Ку-клукс-клана в северной части Луизианы, ему даже угрожали смертью, когда открылась правда о двух пропавших молодых людях, чьи тела нашли на заболоченном речном берегу. Вдобавок к будущим рассказам про Римуса он вскрыл коррупционную деятельность федерального судьи – серия статей об этом приведет к импичменту судьи и принесет Роджерсу Пулитцеровскую премию. “Необычные события с обычной частотой происходят с Джоном Т. Роджерсом”, – шутила “Пост-диспатч”. Виллебрандт окрестила его “величайшим в мире корреспондентом”.

На столе Роджерса затрезвонил телефон. На другом конце провода раздался незнакомый голос, низкий и хриплый, звонивший не назвал себя. У него есть информация для Роджерса: Джорджа Римуса вскоре прикончат гангстеры в Индианаполисе.

– Кто именно? – спросил Роджерс.

– Это не имеет значения.

Журналист попробовал удержать собеседника на линии.

– Откуда вы знаете, что это произойдет?

– Потому что миссис Римус и Додж за это заплатили.

– Заплатили сколько?

– Пятнадцать тысяч.

– Кому? – настаивал Роджерс.

– Это все. – И звонивший повесил трубку.

Роджерс тут же позвонил в отель “Клейпул” в Индианаполисе и попросил соединить его с помощником генерального прокурора Джоном Маршаллом. Когда их соединили, Роджерс поинтересовался, где сейчас находится Римус.

– Римус здесь со мной, – ответил Маршалл.

Роджерс рассказал ему об анонимном звонке.

– Мы присмотрим за ним, – пообещал Маршалл. – Обычно мы не обращаем внимания на подобные вещи, но спасибо, что беспокоитесь.

Четыре часа спустя телефон Роджерса зазвонил вновь. На этот раз это был Маршалл.

– Есть кое-что, определенно имеющее отношение к вашему утреннему сообщению, – сказал прокурор и пояснил: Римус собрался съездить в Цинциннати, проверить, как там дом, и купил билет на поезд, отходящий в полдень. Когда они с Римусом прибыли на вокзал Юнион-Стейшн, то заметили подозрительных людей – известных гангстеров из Чикаго и Сент-Луиса, – прячущихся за колоннами в зале ожидания. Увидев Римуса, гангстеры подтянулись поближе и последовали за ним на платформу. Бутлегер запаниковал, замахал руками, весь вспыхнул от шеи до макушки. И отказался садиться в вагон. Он сказал Маршаллу, что Имоджен и Додж втянули Мейбл Уокер Виллебрандт, “царицу «сухих» дел”, в свой смертоубийственный план. Он считал, что Виллебрандт “состояла в интимных отношениях” с Доджем – и, возможно, до сих пор состоит. Они стремятся добраться до него, он в опасности, – что власти намерены предпринять по этому поводу?

Правительство не могло потерять Римуса как свидетеля – ни в результате покушения, ни из-за его страхов. “Послушайте, – стремительно придумал Маршалл, – не надо все бросать… Я порекомендую оплатить вам аренду квартиры”. Он снял Римусу апартаменты в двадцати минутах от Индианаполиса, заплатив вперед 125 долларов, – за две недели до начала процесса. Вокруг дома дежурили агенты секретной службы, Маршалл заверил бутлегера, что никто его не найдет, но Римус не успокаивался. Большую часть своей карьеры Додж построил, выслеживая людей, а сейчас на его стороне были еще Имоджен и ее знания.

Римус потребовал, чтобы ему дали оружие.

В штаб-квартире Бюро в Индианаполисе Маршалл получил кольт 45 калибра и к нему несколько патронов. Для Римуса этот подарок означал негласное одобрение: он “с возложением полной ответственности на правительство” может стрелять в каждого, кто приблизится к нему. Додж день за днем посягал на Имоджен, атаковал ее сладкими посулами и пустыми словами, похищая саму жизнь Римуса. Сейчас Римус мог положить конец этому и на законном основании вернуть по праву принадлежащее ему место.

– Я его повелитель, – сказал Римус о Додже. – Физически.

* * *

На следующей неделе Роджерс и его коллега по “Пост-диспатч” Пол Андерсон сели в поезд до Индианаполиса и отправились прямиком домой к Римусу. Они задали сотни вопросов о жизни бутлегера: о его детстве в Чикаго, работе фармацевтом и адвокатом, его взятках Джессу Смиту и о его бутлегерской империи, о первой жене и отношениях с Имоджен. Римус был внимателен и любезен, давал длинные развернутые ответы, изобилующие подробностями. Андерсон набросал лестные первые строки цикла: “Если и существовал когда-то в Цинциннати бутлегер крупнее Джорджа Римуса, этот