Шрифт:
Закладка:
На мартовском 1941 года плане стратегического развертывания Красной Армии на Западе заместитель начальника Генштаба Н. Ф. Ватутин оставил резолюцию: «Наступление начать 12.6»[78]. Такую резолюцию без указания Сталина Ватутин оставить не мог. Однако к 12 июня не удалось закончить сосредоточение войск и запасов, и, судя по ряду признаков, вторжение перенесли на июль. Здесь сыграло свою роль то, что пропускная способность железных дорог на советской стороне границы была в 2–2,5 раза ниже пропускной способности железных дорог на германской стороне. Поэтому немцы, начав сосредоточение на восточных границах позже, чем Красная Армия, успели раньше подготовить удар.
Программным стало выступление Сталина.
5 мая 1941 года на приеме в Кремле в честь выпускников военных академий. Сохранилось несколько вариантов записи этой речи, сделанных участниками приема. Во всех вариантах текста сквозит одна мысль: столкновение с Германией не за горами, и мы будем наступающей стороной. А на приеме после выступления Сталин прямо заявил: «Мы, коммунисты, – не пацифисты, мы всегда были против несправедливых войн, империалистических войн за передел мира, за порабощение и эксплуатацию трудящихся. Мы всегда были за справедливые войны за свободу и независимость народов, за революционные войны за освобождение народов от колониального ига, за освобождение народов от капиталистической эксплуатации, за самую справедливую войну в защиту социалистического Отечества. Германия хочет уничтожить наше социалистическое государство, завоеванное трудящимися под руководством Коммунистической партии Ленина. Германия хочет уничтожить нашу великую Родину, родину Ленина, завоевания Октября, истребить миллионы советских людей, а оставшихся в живых – превратить в рабов. Спасти нашу Родину может только война с фашистской Германией и победа в этой войне. Я предлагаю выпить за войну, за наступление в войне, за нашу победу в этой войне»[79]. В середине мая 1941 года, вскоре после выступления Сталина, был окончательно разработан план превентивного удара. Он назывался «Соображения по плану стратегического развертывания». Предполагалось нанести главный удар на юго-западном направлении, где между Краковом и Катовице 152 советских дивизии должны были по плану разгромить 100 немецких дивизий, а затем, повернув к побережью Балтики, окружить основные германские силы в Польше и тем самым полностью выиграть войну. Однако в действительности основные германские силы были сосредоточены в центре, а не на юго-западе будущего советско-германского фронта. Если бы даже Красной Армии удалось упредить вермахт и ударить первой, ее удар пришелся бы почти что по пустому месту. Зато советская ударная группировка наверняка подверглась бы мощному фланговому удару со стороны группы армий «Центр» и была бы разгромлена. Германского же нападения на СССР в 1941 году Сталин не ожидал.
Гром грянул 18 июня 1941 года, когда нарком государственной безопасности Всеволод Меркулов сообщал Сталину, Молотову и Берии: «По имеющимся в НКГБ СССР данным за последние дни среди сотрудников германского посольства в Москве наблюдается большая нервозность и беспокойство в связи с тем, что, по общему убеждению этих сотрудников, взаимоотношения между Германией и СССР настолько обострились, что в ближайшие дни должна начаться война между ними. Наблюдается массовый отъезд в Германию сотрудников посольства, их жен и детей с вещами. Так, за время с 10 по 17 июня в Германию выехало 34 человека…
Среди низшего персонала посольства из числа германских подданных проявлялось открытое недовольство тем обстоятельством, что ответственные сотрудники посольства отправляют свои семьи и имущество в Германию, но не дают указаний низшим служащим, как должны поступить последние.
В связи с этим 12 июня с. г. состоялось собрание обслуживающего персонала, на котором было объявлено о необходимости приготовиться к отъезду.
Сообщение ТАСС от 13 июня с. г. было встречено многими сотрудниками посольства с удовлетворением и расценивалось как признак урегулирования взаимоотношений между СССР и Германией. Однако наступившее кратковременное успокоение 14 июня с. г. вновь сменилось возбужденностью и растерянностью и поспешными сборами к отъезду в Германию.
14 июня с. г. в Германию выехал германский авиационный атташе Ашенбреннер, забрав с собой все имущество, в том числе легковой автомобиль.
В тот же день в Берлин выехал советник посольства Вальтер с каким-то специальным поручением.
Наряду со сборами к отъезду сотрудников посольства производятся спешная отправка в Германию служебных бумаг и сжигание части их на месте.
15 июня с. г. германский военный атташе Кестринг и его помощник Шубут в течение всего дня разбирали свои дела и сжигали документы. Сжиганием документов уже в течение нескольких дней заняты инспектор авиационного атташата Тадтке и секретарь этого атташата Радазевская»[80]
НКГБ располагало агентурой среди сотрудников германского посольства и буквально нашпиговало территорию посольства прослушивающей аппаратурой. Сомнений не могло быть – в ближайшие дни Германия начнет войну против СССР. Для дезинформации еще можно было отозвать из посольства несколько дипломатов, особенно из числа сотрудников разведки, но не было никакого смысла жечь посольский архив. В тот же день, 18 июня, Сталин принял в кремлевском кабинете Тимошенко и Жукова. Точной даты германского нападения они не знали, но было ясно, что оно должно последовать в ближайшие дни, не позднее недели. За это время было нереально завершить сосредоточение войск, а также горючего, боеприпасов и других предметов снабжения, чтобы начать запланированное на середину июля советское наступление. Оптимальным вариантом было бы приказать частям прикрытия занять боевые позиции на границе и обеспечить их горючим и боеприпасами, а основные силы приграничных округов срочно отвести к линии государственной границы, существовавшей до 17 сентября 1939 года, и занять построенную там линию укрепленных районов. Но после совещания 18 июня у Сталина никаких кардинальных мер принято не было. Было приказано рассредоточить авиацию на полевых аэродромах. Но поскольку прямого предупреждения о возможности скорого германского нападения командованию приграничных округов передано не было, так же как не было разъяснено, предстоит ли Красной Армии наступать или обороняться, и самолеты разместили на аэродромах, находившихся у самой границы, для поддержки советского наступления, что сделало их уязвимыми для германских атак с земли и воздуха. С другой стороны, ряд решений выглядел как подготовка к реализации плана советского наступления. Так, Постановление