Бли-и-ин. Получается, что я не уверенная в себе идиотка? Наверняка.

— Прости, — тихо шепнула я.

Слава молчал. Возможно, не услышал.

Мы продолжали идти, думая каждый о своём. До моего дома оставалось две улицы. Ровно две улицы до принятия решения.

— Нет, это ты меня прости, — вздохнул Слава, почти у моего дома, заставив меня вздрогнуть. — Наверное, я слишком навязчив и прямолинеен. Просто такое со мной происходит впервые. Когда я на работе меня греет мысль, что ты сидишь выше на этаже и скоро я тебя увижу. А когда я тебя вижу безумно хочется тебя коснуться, поцеловать. У меня дух перехватывает, когда ты мне улыбаешься. И когда я возвращаюсь домой, иду на учёбу, встречаюсь с друзьями — не важно — но стоит мне быть от тебя на расстоянии больше, чем эти семь этажей, меня ломает. Я постоянно думаю о тебе, представляю, чём ты занимаешься… Из любимого — это игра на пианино. Твои глаза закрыты, на губах лёгкая улыбка, тонкие пальцы порхают по клавиатуре, а в мыслях, желательно, я. Хотя бы в одной, быстро промелькнувшей… Я не знаю причин, Злат, — остановился он и притянул меня к себе, обнимая. — Не знаю почему именно ты. Но в чём я уверен на сто процентов, так это в том, что ты нужна мне. Как воздух.

Нет-нет-нет-нет! Не нужна! Нет! Пожалуйста-а-а…

Его губы дрогнули в короткой улыбке, а янтарь глаз с ноткой печали окутывал меня своим волшебством желания быть со мной… Со мной-одной…

Боже, Слава, ты не представляешь, как бы мне хотелось отпустить себя… Не противится собственному желанию быть с тобой… Поддаться твоему очарованию… Растворится в чувствах… Окунуться в омут отношений, что ты мне предлагаешь. Принадлежать тебе.

Но я и себе не принадлежу.

И поэтому…

Я коснулась ладонями его гладких щёк, краем сознания отметив, что не почувствовала привычной колючести и, приблизившись к его лицу, поцеловала желанные губы.

В последний раз.

Слава шумно выдохнул, сильнее прижимая меня к себе в то время, как моё сердце от соприкосновения наших губ сладко замерло на бесконечно долгую секунду, а затем начало трепыхаться с невероятной скоростью. Я снова парила, словно каждый мой нерв, каждую клеточку кожи наполняло воздушное волшебство…

Это так правильно, так нормально целоваться с ним посреди улицы, посреди шума проносящихся машин, посреди людей, спешащих куда-то, разговаривающих или смеющихся…

И так жаль, что это должно закончится и никогда не повторится…

— Злата… — блестели его глаза, когда я через силу отстранилась.

Как нож в сердце. Который медленно прокручивают, не взирая на то, что это причиняет боль.

— Слава, — зажмурилась я, чувствуя, как подступают слёзы. — Я не могу объяснить почему мы не можем быть вместе. Не проси. Не можем. И я умоляю тебя принять этот факт и отпустить меня. Именно сейчас. Когда всё ещё не зашло слишком далеко. Нет, прошу тебя, не перебивай, — попросила я, почувствовав, как его плечи под моими пальцами напряглись. — Ты должен перестать думать обо мне. Перестать хотеть быть со мной. Ты должен… должен найти другую девушку, которая сможет быть с тобой. Вся. Целиком. А я не могу, прости меня. Пойми это и прими. Пожалуйста. И лучше нам некоторое время не видится и не общаться….

Я резко высвободилась из его объятий, сделав шаг назад и открыла глаза. Зря. Слава выглядел измученным и угнетённым, тем самым глубже вонзая нож, который прочно обосновался в моём сердце.

— Я не… Прощальный поцелуй? Злата, — сделал он шаг ко мне, а я — тут же от него. — Не оставляй меня без объяснений. Не поступай так со мной.

— Я не могу, Слав, — прошептала я, борясь со слезами. — Спасибо, что был рядом, что помог сегодня. Я запомню это навсегда. Просто… просто у нас разный путь. Прости.

И я побежала. Как самая настоящая трусиха. Из всех сил. Глотая горькие слёзы.

Решение принято. Осталось смирится и свыкнуться с ним.

Восемнадцатая. Честность

Когда слёзы закончились, я села за синтезатор и постаралась вспомнить мелодию, что играла в моей груди в кабинете Яра…

Я поступила правильно. Ярослав — мой первый мужчина. Он добр, нежен и заботлив. Ему важно моё мнение, он всегда предоставляет мне выбор. Отец никогда так не поступал. И Слава тоже…

Слава лишь напирал, не спрашивая моего разрешения. Сама я тоже виновата в этом, конечно. Сопротивлялась слабо, не объясняла, не говорила правду, позволяла ему думать, что что-то выйдет.

Прости, Слав…

Но ничего. В конце концов, случившееся не смертельно, и он забудет обо мне спустя какое-то время в объятьях более подходящей ему девушки. Да. Он будет счастлив.

И я буду.

Обязательно буду.

И пусть сейчас на душе скребут кошки от возможной реальности, которая не случится. Я справлюсь. Должна.

Я запоздала поняла, что наигрываю мелодию, что насвистывал Слава в мой первый рабочий день и тут же её оборвала. Как же давно это было… Сколько всего случилось после моего решения жить свободной жизнью…

Хватит!

Я решительно встала и направилась в ванную комнату. Сполоснула лицо холодной водой, скривившись от вида опухших век. Вот, что подумает Яр, когда вечером меня увидит? Может, пройдёт, если я больше не позволю себе плакать?

Как же хочется поскорее его увидеть! Прижаться к груди. Почувствовать себя защищённой от любых невзгод.

И тут в дверь позвонили.

Мама? Хотя, у неё есть ключ.

Нет! Это не может быть Слава — его бы не пропустили без моего согласия. Пожалуйста.

Я осторожно прошла к двери, когда звонок настойчиво и протяжно повторился. Заглянула в глазок и, облегченно выдохнув, открыла дверь настежь. Яр…

Он выглядел взволнованным: плечи сведены от напряжения, губы сомкнуты в тонкую полоску, глаза горят беспокойством.

— Злата, — проскрежетал он, почти не размыкая губ. — Не позвонила и не берешь трубку. Я места себе не находил. — Он быстро прошёл мимо меня вглубь квартиры, а я закрыла за ним дверь. — Не делай так больше. Никогда, слышишь? — развернулся он ко мне, пылая негодованием. — Иначе, для твоего же благополучия и для собственного спокойствия буду держать тебя возле себя и не отпущу ни на шаг.

Отличное решение. Спасёт меня от лишних глупостей.

Я всхлипнула и кинулась ему на шею, носом утыкаясь в грудь.

— Прости…

Яр слегка оторопел, но через секунду обнял меня и, выдохнув, поцеловал в макушку, а затем, видимо, почувствовав мою дрожь, немного отстранил и заглянул в глаза:

— Ты плачешь… Я напугал тебя? Прости, котёнок, но я сходил