– Нечего жаловаться, – сказал Степан с укором, – труд – дело благородное. Мой покойный батя часто говорил, мол, трудиться всегда пригодится; если хорошо трудиться, то не нужно лечиться; труд – как самоцвет, красит человека, особенно, когда это твой сосед, а не ты.

– А я, – вспомнил Таргитай, широко зевнув, – как-то сказал деду, что работа не волк, в лес не уйдёт.

Степан посмотрел с саркастическим интересом:

– И что он ответил?

– Ничего не ответил, – молвил Тарх неохотно. Рука машинально поднялась, пальцы нащупали место, куда дед Тарас отвесил тяжёлый подзатыльник.

Бормоча недовольно под нос, дударь утопал в темноту.

Луна высвечивает каждую травинку вокруг. Если отойти в сторону, небо скрывают сцепившиеся ветви деревьев, которые непонятно как оказались тут вместе с молодым орешником и берёзами, вдали от настоящего Леса.

По хрусту под ногами Таргитай понял, что вот они, дрова. Нагнулся и подобрал пару крепких сушин. Шагнул дальше, тут же под сапогом чавкнуло, снизу пошёл резкий мерзостный запах, какой встречал только в весях да деревнях.

Дудошник убито вздохнул. Снова не везёт! Бывало, идёшь, складываешь новую песню, сердце разрывается от притока чувств и образов, а тут бац – и с размаха наступишь в зелёную лепёшку. Мрак посмеивался, Олег наставительно говорил, что настоящий мудрец смотрит не только на звёзды, но и под ноги. А какой из певца мудрец.

Тарх принялся старательно чистить подошву о траву. Пятясь, снова шагнул в сторону, и тут же земля под ногами пропала. Вместо того, чтоб держать, стала больно бить по плечам и бокам, пока дудошник кубарем летел вниз. От удара из глаз посыпались искры, заплясали множеством огоньков.

Сдирая с волос налипшие травинки, выбрался из оврага наверх, сгрёб в охапку ветки. Теперь уже ориентировался по запаху, чтоб дважды на вляпаться в одно и то же, побрёл назад.

Вывалил груду дров на землю и только присел отдохнуть, как Степан велел принести ещё. Мол, ночь длинная, дров надо больше. Мало ли какая нечисть сунется.

– И вымойся! – бросил он вслед. – Не знаю, в чём ты валялся, но разит так, будто ты реку дерьма переплыл!

Таргитай с досадой помыл в ручье сапоги, сполоснул руки, старательно тёр пучками травы, чтоб от запаха ни следа.

Внезапно ветер донёс отдалённый собачий лай, ноздрей коснулся едва различимый запах дыма.

***

– Корчма! – громко заявил Таргитай, выскакивая из кустов, когда Степан наконец развёл огонь и с усталым лицом опустился на траву. – Там постоялый двор, я слышал лай собак и ржанье коней! Поедим вволю и выспимся!

Бородач одарил Таргитая уничижительным взглядом, словно старался провертеть у невра в черепе глазами дыру. Костёр потрескивает в двух шагах, пламя неспешно грызёт ветки.

– Я тут едва не лопнул, пока огонь раздувал! Дрова сыроваты, еле загорелись. А теперь, когда дело пошло, ты заявляешь, что я корячился почём зря?!

Степан смотрит с глубокой досадой, губы поджались, видно, что сдерживает поток ругани.

Таргитай примирительно выставил ладони.

– Да я ж не заставляю! Я иду в корчму, а ты, чтоб твой труд не пропал зря, оставайся здесь, утром встретимся. Я ж понимаю, что ты старался, вложил в этот костёр душу, можно сказать…

Степан прервал нетерпеливым жестом.

– Пошли уже! Хватит глумиться! Только залей костёр.

– Залить? – не понял невр. – А чем?

Степан уже шествует через раскинувшуюся во все стороны степь к едва заметным вдалеке огонькам. Ветер доносит оттуда пьяные задорные песни. Он отмахнулся.

– А чем хочешь! – бросил он через плечо. – Там есть ручей, попей водички, вот и зальёшь.

– Я столько не выпью, – донёсся вслед обиженный голос певца.

Глава 4

Снаружи корчма выглядит маленькой и неказистой. Дом старый, но сложен из мощных, широких брёвен. Маленькие окна освещены. Из приоткрытой двери слышны пьяные голоса, ругань и хохот.

Рядом пристроилась небольшая кузница, из трубы валит дым, стук молота по наковальне звучит мерно и глухо.

– Странно, – заметил Степан, оглядывая двор перед корчмой. – Конюшни нет, да и у коновязи ни одного коня.

У Таргитая голодный взгляд, так и смотрит на корчму, словно готов съесть и её, разжевать каждое брёвнышко.

– Главное, что там можно поесть и отдохнуть по-человечьи, – сообщил он, потом спешно добавил: – Или по-людски, тоже неплохо.

Степан недоверчиво хмыкнул. Снова оглядел двор, где только колодец да кузница. Смотрит настороженно, не спешит подняться по двум скрипучим ступеням в корчму. Однако невр уже их перешагнул и распахнул тяжёлую дверь.

Степан нехотя двинулся следом. Тут же едва не споткнулся – ступени ведут вниз. Руки ухватились за перила из дерева, он сразу спрыгнул на пол, преодолев все пять ступенек.

Помещение просторное, в тусклом свете видны заполненные людом столы. У дальней стены полыхает широкий камин. В центре нависает широкое деревянное колесо с масляными светильниками. На стенах чадят факелы. Таргитай с наслаждением сделал глубокий вдох, ноздри затрепетали от запахов жареного мяса, похлёбки и пива.

К ним сразу повернулось множество лиц, все поголовно бородатые, у многих из собравшихся здесь головы венчают лёгкие шлемы. Лица многих заросли густой бородой по самые скулы. У некоторых борода поднимается до бровей.

На мгновение голоса смолкли, Таргитай со Степаном ощутили неприветливые взгляды. Но не прошло и минуты, как сидящие за столами потеряли к ним интерес, вернулись к еде, руки потянулись к пивным кружкам. Шум голосов возобновился.

Таргитай шагнул к столу у стены, где оказалась пара свободных мест. Внезапно по голове больно ударило. Рука взлетела потрогать ушиб, но пальцы наткнулись на низкий потолок. Его голова практически упирается. Теперь Тарх увидел, что и массивная люстра на самом деле висит на уровне глаз.

– Голову осторожнее, – запоздало предостерёг Степан, опускаясь за стол вслед за невром.

Двое сидевших там коротышек при виде Степана и Таргитая подхватили тарелки и с брезгливыми лицами пересели за соседний стол.

Дудошник проводил их удивлённым взглядом.

– Чего это они?

Пальцы потёрли ушибленную о потолок голову.

Степан усмехнулся, но взгляд по-прежнему настороженный.

– Ещё не понял, куда мы попали?

Из полумрака вынырнул приземистый человек в испачканном жирными пятнами фартуке. Широкая борода лежит веником на груди, волосы на голове торчат во все стороны, как у одуванчика. Взгляд цепкий, неприветливый.

– Башкой-то не сильно треснулся? – поинтересовался с насмешкой. – Это таверна для гномов, люди к нам редко заходят. И чего вас сюда занесло? В двух верстах есть обычная, людская таверна.

Невр изумлённо огляделся. Только теперь, как следует всмотревшись, заметил, что вокруг в самом деле одни только гномы. Крепкие, коренастые. У многих на поясах закреплены