— Вольдемар Юрьевич, — отводя глаза в сторону, сказала Варя, — у меня помимо работы по комсомольской линии есть ещё и основная, и вы об этом знаете. Так что на вашу студию у меня времени не остаётся.

— Ну понятно, на искусство всегда времени не хватает…

— Товарищи, давайте по существу, — прервал эту скользкую тему Фёдор Кузьмич. — Предлагаю поставить вопрос на голосование. Кто за то, чтобы товарищ Кузнецов с этими песнями представлял Одесский порт на городском смотре художественной самодеятельности?

В итоге против оказался только худрук, да и то возражения его касались лишь песни о Косте-моряке. Учитывая, что два голоса были за, большинством голосов я проходил в состав участников, которым предстояло защищать честь порта на общегородском смотре-конкурсе. Помимо меня, как и упоминал Лексеич, порт выставлял ещё Валю-частушечницу и братьев Дёминых — буксировщиков и чечёточников.

— Концерт состоится в преддверии 20-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции в субботу, 6 ноября, в городском Дворце пионеров, — предупредил меня парторг. — Он в прошлом году открылся в бывшем Воронцовском дворце, если что. А 5 ноября, в пятницу, репетиция, здесь же, в семь вечера. Если у тебя будет смена, отпросим. Не забудь, 5 ноября.

Так получилось, что из Дома культуры мы выходили вместе с Варей.

— Вам в какую сторону? — невинно поинтересовался я у неё.

— А мне недалеко, я живу на улице Чичерина.

— Так давайте провожу, а то, слышал, в такое позднее время в районе порта бывает неспокойно.

— И не говорите, — вздохнула комсомолка. — На прошлой неделе тут неподалёку человека зарезали. Никак милиция всех бандитов не переловит. Ну ничего, когда-нибудь доживём до коммунизма, и не будет во всей стране… Да что там стране, во всём мире не останется ни одного бандита! Думаю, лет за двадцать, максимум за тридцать управимся!

Я промолчал. Ну а что тут скажешь? Лучше промолчать, потому что своим смехом могу её обидеть.

В лёгком коротком плаще, всё в той же красной косынке, она легко перепрыгивала через небольшие лужицы, производя впечатление маленького ребёнка. И эти очаровательные ямочки на щёчках… Нет, она мне определённо нравилась своей непосредственностью и уверенностью в светлом будущем.

— Ну, вот мы и пришли.

Мы остановились у подъезда трёхэтажного дореволюционной постройки дома, хотя в эти годы слово «дореволюционный» ещё отнюдь не значило — старый. Как-никак, всего 20-ю годовщину готовились отметить. Но этот дом был, пожалуй, отгрохан ещё в прошлом веке, судя по его виду. И шли мы на самом деле довольно долго, оказывается, до этой Успенской чуть ли не с десяток кварталов. Внимание привлекала яркая вывеска с номером дома — «Чичерина, 21».

— Что ж, давайте прощаться. Спасибо, что проводили. — Варя протянула мне ладошку, которую я аккуратно пожал и нехотя отпустил.

От девушки пахло тонким ароматом сирени, который действовал на меня словно афродизиак. Чёрт, в этот момент я чувствовал себя Кисой Воробьяниновым, которому вскружила голову такая же комсомолка, не хватало ещё затащить её в ресторан и в пьяном угаре воскликнуть: «Поедем… Поедем в номера!»

— Ладно, до завтра… Вернее, до репетиции. Вы же будете на репетиции? — с надеждой спросил я девушку.

— Постараюсь, но не обещаю.

Обратно я возвращался в глубокой задумчивости. Похоже, втюрился как мальчишка. И это в тридцать семь лет! Ладно бы я был лет на десять — пятнадцать моложе… Кстати, вполне может быть, что у неё и жених имеется, тоже небось комсомолец какой-нибудь, передовик производства, а тут я, переживающий вторую молодость грузчик. И ведь не просто ради плотского удовольствия я её хотел, мог бы и кого попроще снять. Чтоб, как говорят поэты, утолить жар чресл своих. Запала она мне в душу, запала… Эх, ну почему всё так несправедливо устроено?!

Лёгкий шорох сзади заставил меня резко обернуться и отпрянуть в сторону. В слабом отсвете уличного фонаря мелькнула тень, я сделал подсечку, и в следующее мгновение нападавший растянулся на булыжной мостовой. Я тут же оказался сверху, на его спине, заломил руку, из которой выпал приличных размеров нож с широким лезвием. С таким только на кабанов ходить, а тут на живого человека!

— Больно, отпусти! — простонал отморозок.

Я перевернул его ко мне лицом, продолжая держать запястье на болевом. Одно неверное движение — и он навсегда останется инвалидом. Парню лет двадцать пять, как говорится, вся жизнь впереди, но мне его не жалко. Только что он хотел вогнать в меня сантиметров пятнадцать хорошо заточенной стали, явно не с намерением выразить своё ко мне благорасположение.

Я собирался поговорить с ним по душам, без свидетелей, а здесь в любой момент мог появиться запоздалый прохожий. Поэтому, продолжая держать руку заломленной, я пихнул грабителя, или кто он там, в сторону канавы, расположенной по другую сторону дороги. По дну канавы журчал ручеёк, но явно не канализация — соответствующей вони не наблюдалось. Бросил его на грязный, мокрый склон, в уверенности, что тот не сделает попытки убежать. Уж в психологии людей я за свою жизнь немного разбираться научился. Затем поднёс к его лицу остриё конфискованного ножа и, глядя немигающим взглядом в зрачки оцепеневшего парня, спокойным тоном поинтересовался:

— Кто ты, безумец, и что за радость была тебе в моей кончине?

Сам не понял, почему решил выразиться в подобном штиле, но мне эта фраза понравилась. А парень пытался ещё играть в бесстрашного героя.

— Всё равно тебе не жить, — скривился он, сжимая правое запястье пальцами левой руки, словно от этого боль станет меньше.

Вон оно как, видно, неспроста на меня этот урка накинулся. Что ж, вечер перестаёт быть томным.

— Слушай, а ты на пианино не играешь? — сменил я тональность.

Отморозок не без удивления отрицательно покачал головой.

— Ну, тогда особо не расстроишься, если за каждый неверный ответ я буду ампутировать тебе по одному пальцу. А что ответ неверный — я почувствую, у меня в голове стоит неплохой такой детектор лжи. Так что советую говорить правду.

Тот, наверное, и не знал, что такое детектор лжи, но судорожно сглотнул, уставясь на покрытый каплями дождя металл лезвия, словно кролик на удава.

— А для начала, в качестве наказания за твой проступок, я всё же лишу тебя одного пальца. На первый раз мизинца.

Тут же резким движением выгнул его левое запястье и… Чёрт возьми, не так-то просто отрезать палец находящейся на весу руки, да ещё когда жертва дёргается