— Вижу, пальцы в норме, — усмехнулся в усы бригадир. — Кстати, а что это за песня о шаландах с кефалью, о которой ты Косте говорил?

Я покосился на одевавшегося Константина, который пожал плечами, мол, так получилось.

— И правда, есть такая песня, знакомый из Москвы сочинил.

— Спеть сможешь?

— Хм, могу попробовать.

Народ в каптёрке прислушивался к нашему разговору, а когда я заявил, что могу исполнить песню, тут же принялись полукругом рассаживаться на табуретки. Что ж, для такой немногочисленной зрительской аудитории мне не раз приходилось музицировать на разного рода вечеринках или корпоративах, не ударю лицом в грязь и сегодня.

Взял ля минор и запел, стараясь придать голосу немного приблатнённый говорок:

Шаланды, полные кефали,

В Одессу Костя приводил,

И все биндюжники вставали,

Когда в пивную он входил…

Судя по довольным улыбкам и комментариям слушателей после того, как я закончил петь, вещь им пришлась по вкусу.

— Гляди-ка, и точно, прям о нашем Косте почти, — с усмешкой прокомментировал Лексеич. — Хорошая там строчка есть о грузчиках, которые башмаки со скрипом надели. Только Фонтан мог покрыться не черёмухой, а акацией, да и курил Костя, скорее всего, не «Казбек», а «Сальве». Но в целом песня занятная.

— Слушай, продиктуй слова, я запишу, — уже успел вооружиться карандашом и листом бумаги Мишка Трушин.

— А спой лучше ещё раз, — предложил мой тёзка Фима Клявер. — Записать, Михась, ты и потом успеешь.

— Давай, спой, — наперебой заголосили остальные.

— Ну, раз просите…

Пришлось исполнять на бис. Наш Костя сидел выпятив грудь, чувствуя себя словно именинник. Ещё бы, поётся о его тёзке, да и он имеет отношение к морю, и тем паче к Одессе. А когда закончил, то посыпались просьбы исполнить ещё что-нибудь из свежего, написанного столичными композиторами. Песни из моего будущего, пожалуй, для их слуха покажутся не вполне привычными. Нужно что-нибудь более приближенное к этой эпохе.

А не спеть ли…

— Мой знакомый сочинил ещё песню «Тёмная ночь». Правда, она серьёзная…

— Ну и что, ежели хорошая, то можно и серьёзную, — выкрикнул Фима, и его дружно поддержали.

На этот раз, когда я отложил гитару, никто не улыбался. Но песня всё равно докерам понравилась.

— Сильно, аж за душу берёт, — вздохнул наш татарин Марат. — Хорошо твой знакомый сочиняет.

Ну да, Никита Богословский и его соавтор-текстовик, имени и фамилии которого я не помнил, ребята талантливые, не поспоришь.

— Слушай, Клим, да тебя впору выставлять на городской конкурс художественной самодеятельности! — заявил Лексеич. — Сейчас как раз участников отбирают. А то у нас от порта только крановщица Валя Боровец со своими комсомольскими частушками каждый раз выступает да братья Дёмины, которые чечёточники, они в Заводской гавани на буксире работают. Остальные все берут самоотвод, хотя наверняка талантов хватает — порт-то здоровый, вон сколько народу трудится. У нас-то в бригаде действительно ни певцов, ни танцоров, а тут ты появился, глядишь, о нашей бригаде и слух пойдёт, что не только работать умеют, но и отдыхать культурно. И вообще в портовой многотиражке пропечатают.

— И верно, прославишь наше отделение, — поддержали бригадира ребята.

— Вообще-то я тут как бы на птичьих правах…

— Ну, если ты о зарплате, то этот вопрос можно попробовать решить с начальником порта. Подойду к Семён Иванычу, он мужик с понятием, закину удочку, глядишь, проникнется.

— Ну да, Тёмкин — правильный мужик, — снова поддержали своего босса парни.

— Ты ведь не утаил ничего из своего прошлого? — на всякий случай уточнил бригадир.

— Э-э-э… Да вроде нет, — говорю я, пытаясь сообразить, чем мне может аукнуться подобная публичность. — Ничего криминального за собой не помню.

— Значит, не против, если что?

— А, валяйте, — махнул я рукой.

Может, всё же удастся в ближайшее время затаиться в каком-нибудь иностранном трюме, не доводя дело до всяких там смотров-конкурсов? Надо было мне с этой гитарой выпендриться, чтобы попасть как кур во щи… Хотя ещё неясно, чем всё дело закончится, может быть, и не стоит раньше времени посыпать голову пеплом.

В трудовых буднях следующего дня я как-то и подзабыл об обещании Лексеича, слишком уж много работы сразу навалилось. Или мне так просто показалось после нескольких дней вынужденного простоя, но к вечеру я буквально валился с ног от усталости. Хорошо хоть, мышцы не ныли, как это было на второй день моей трудовой деятельности в порту. Поэтому заявление бригадира, что завтра в одиннадцать часов Тёмкин ждёт меня в своём кабинете вместе с Лексеичем, стало для меня неожиданностью.

— Вот так сразу? — спросил я, глупо таращась на непосредственное руководство.

— А чего тянуть-то? На следующей неделе заканчивается отбор на городской смотр художественной самодеятельности, вот Семён Иваныч и торопит. Мы же на этом несчастном смотре из года в год в последних числимся. А новый начальник требует, чтобы мы были передовиками по всем пунктам и в работе, и в отдыхе. Гитару не забудь завтра захватить, отсюда и пойдём.

Тут ещё надо учитывать, что завтра у нас была ночная смена, то есть днём предполагалось выспаться. И вкалывали не сутки через трое, а каждый день с одним выходным. Но против руководства не попрёшь, тем более я и так чуть ли не неделю балду пинал, так что мои отмазки не принимались ни под каким соусом.

Спалось мне плохо. То и дело возникала мысль, не дёрнуть ли мне от греха подальше из Одессы? Но я в себе её гасил. Сколько ж можно бегать?! Ещё неизвестно, чем закончится встреча с этим Тёмкиным, а я уже бьюсь в истерике. Спокойнее надо быть, Ефим Николаевич, и не через такое доводилось проходить, как в будущем, так и в этом времени. Чай, не на расстрел ведут. Может, ещё и обойдётся.

Хотя вся эта суета по здравом рассуждении мне была отнюдь ни к чему. Тут бы затаиться, как мышь, а я на рожон зачем-то полез с этой гитарой и своими песнями. Вернее, Богословского. Экстремал, блин…

Семён Иванович Тёмкин[13] встретил нас в своём кабинете, выйдя из-за приличных размеров стола. Судя по походке, бывалый моряк, рукопожатие оказалось крепким.

— Ну что, Иван Алексеевич, вижу, привёл своего артиста! Ну здорово, Клим! Как он у тебя работает, Иван Алексеевич? Нормально, не филонит? Это хорошо… А ты, Клим Петрович, правильно инструмент захватил. Садись, продемонстрируй, на что способен, хочу посмотреть-послушать, чем так пленил сердце своего бригадира.

— Всей бригады, — уточнил Лексеич.

— Вот-вот, всей бригады. Если и впрямь хорошо поёшь,