Прямо на мостовой на костре варили что-то похожее на кашу, которой угощали всех желающих. Правда, нужно прийти со своей тарелкой и ложкой.

Народ прогуливался, общался, угощался кашей.

— Пойдёмте на базар! — всплеснула широкими рукавами одна из сирин-подростков, которые были с ними. — Там купцы приехали, всякого товару навезли.

Базар представлял собой прилавки вкруговую по площади. Тоже каменные, но с крышей из соломы или, может, рогоза.

С краю столпилось большое количество народа. И, конечно же, их с Добрынкой потянули туда. Да и Юле стало любопытно, что там за «чудо-чудное, диво-дивное⁈ Волшебные облака из далёкой Бхаратаварши», которое громко объявляли.

Возле гигантского казана с крышкой столпилась ребятня, да и взрослые, и когда Юля подошла поближе на возгласы, уже по запаху поняла, что там жарят… попкорн. Только казан какой-то магический, с подогревом, так как не было у весьма загорелого торговца с хитрым прищуром никакого костра или печки. Открыв крышку под аханье толпы, торговец деловито полил раскрывшиеся зёрна кукурузы ярким сиропом или, может, мёдом с какой-то краской, всё смешал, а потом складывал попкорн в бумажные кульки, причём очень уж похожие на те, в которые складывали попкорн в автоматах, даже красные полоски на них имелись, — и продавал кулёк за медную монетку. Расхватали у него весь казан.

— Это так вкусно, — Добрынка купила себе кулёк и хрустела попкорном. — Сладко.

— Можно попробовать? — попросила Юля и, дождавшись кивка, взяла один вздувшийся шарик.

На вкус был как обычный сладкий попкорн.

— У вас что, кукурузы не растёт, что вы так попкорну удивляетесь? — спросила Юля провожатую, которая тоже купила кулёчек.

— Кто растёт? — полюбопытствовала Добрынка. — Кукуруза? А… Это же такие початки жёлтые и с мохнатками, да? Вроде её только на юге выращивают. Кашу с неё варят. Жёлтую такую.

— Да, привозят иногда кукурузу, — согласилась с Добрынкой их юная спутница. — Её мы варим початками и с маслом кушаем. Сирины кукурузу уважают. А бабушка ещё как яблоки её мочит, и вкусно потом зимой поесть.

— В общем, попкорн этот, чудо из Брахата-чего-то-там, это кукурузы семечки. Высушенные и нагретые, — сказала Юля. — Для того чтобы такой казан сделать, как у того торговца, наверное, двух початков хватит. Только надо крышкой закрывать на три-четыре минуты, там взрывается всё, оттого что семечки раскрываются в это ваше «облако».

— А что такое минуты? — громким шёпотом спросила у Добрынки мелкая сирина.

— Что-то мудрёное, кудесническое, — ответила Добрынка.

— Минута… это две части, — припомнила соотношение местного времени к человеческому Юля. — Примерно. Так что греть зёрна нужно семь-восемь частей. Понятно?

Сирина неуверенно кивнула, а Юля вздохнула, но не стала развивать тему. Они направились по остальным прилавкам, разглядывая товар.

Что сказать… Ярмарка и есть ярмарка. Штучные изделия за дорого. Сирины, как сороки, оккупировали лавки с украшениями. Но, кажется, больше толпились, чтобы посмотреть на себя в небольшое зеркало, которое как великую ценность держал молодой помощник торговца.

Юля выдохнула, когда увидела, что в ходу знакомые ей чеканные монетки из зачарованного золота, серебра и меди с трёхголовым Горынычем на обороте. Такими расплачивались подруги и немного наменяли и ей. В сумме у неё оказалось денег примерно на две с небольшим тысячи рублей, что равнялось одному малому золотому, размером как старые десять копеек, пятнадцати серебрушкам такого же размера и восьми медякам, которые были как рублёвые монетки. Девчонки говорили, что есть ещё большой золотой, но он не особо в ходу, тяжелее и стоит намного дороже — в районе пяти тысяч рублей монетка. На местном рынке больших золотых Юля тоже не заметила. Тогда она вообще не предполагала трат — магазинов возле Гнезда не имелось. Больше просто хотела оставить что-то ценное на память.

Девчонки также рассказывали, что в Беловодье монеты отличаются изображением удельного князя или Хранителя удела на обороте. Ещё форма у каждого своя, например в Восточном уделе мелкие монетки с дырочкой посерёдке, как у китайцев вроде бы, а где-то монетки не круглые, а прямоугольные. Но номинал во всём Беловодье примерно соответствовал, и расплатиться выйдет любыми деньгами. И получить на сдачу — тоже любыми, так что стоило проверять и знать, у кого что, чтобы не обманули. Получалось, что в Беловодье с «валютой» дела обстояли примерно как с монетами «евро», у которых своя оборотная — «национальная сторона», а в остальном вроде бы там тоже монетки одинаковые. У Греции, например, одна из монеток со сценой похищения Европы Зевсом. У Италии — Колизей. Даже у Ватикана есть свои монетки. Об этом как-то мама рассказывала, которая последние два с половиной года проработала у пограничников.

Ну а магическим методом можно было коснуться монеты магией, и она должна сверкнуть нужным цветом — в каждом уделе тоже своим. Их Северный, например, сверкал белым. Магии на это требовалось немного, и даже здесь Юля заметила у торговцев на шеях специальные заряженные магией амулеты для проверки денег.

— Что-то приглядела? — неожиданно спросил Юлю кто-то, и, обернувшись, она увидела Альдону — главу Рода Сирин.

— Нет… Ничего, — отступила от прилавка Юля. Она теперь даже не знала, стоит ли тратить единственные деньги, которые у неё есть. Хотя и собрала с собой всякие тетради, которые успела купить для лекций, но хватит ли их на целых семь лет? Что-то подсказывало, что нет.

И что вообще может понадобиться в Змейлоре? Шариковых ручек у неё на семь лет точно не хватит, там всего три штуки во всей комнате нашлось. А писать чернилами — то ещё удовольствие. Юля пару раз пробовала, и это был ужас. Даже с применением закрепляющей магии, которую она в тот самый раз учила, всё растекалось, и это не говоря о том, что у неё навыка каллиграфии с помощью пера вообще не имелось. Выходило до ужаса коряво, с кляксами и проколами бумаги. Конечно, в Беловодье уже маленько шагнул прогресс, и там писали хотя бы не гусиными, а металлическими перьями, но такими, кажется, писали ещё в Царской России. Даже девчонки притащили домой автоматические перьевые ручки типа «Паркеров», чтобы не макать писчий инструмент постоянно в чернильницу. Может, у них найдутся с собой запасные? Да и при всём желании на этом рынке она ничего подобного точно не купит.

В голову вдруг пришло и то, что и до этого её письмо прочесть могли