Толкин описывает кольцо так: «Было это кольцо сделано в виде двух змей с изумрудными глазами, и их головы словно венчала корона из золотых цветов; одна змея защищала корону, другая пожирала». И раз уж мы нашли прототип Кольца Всевластья, то отчего бы не поискать и прототип кольца Барахира? Еще раз всмотримся в описание: это кольцо весьма сложной формы, причем мы не знаем, из какого металла оно было сделано, — золотой в нем является только корона. Итак, мы ищем украшение, где стоимость материала — почти ничто по сравнению с ценностью крайне сложной работы (по сути, это микроскульптура на пальце), где мы не видим, какого цвета металл обода, потому что он покрыт чем-то, но не камнями… Чем же? Ответ очевиден, но ему нет именования на древнем эльфийском наречии: кольцо покрыто эмалью. Нас ждет экскурс в культуру модерна.

Стиль модерн (ар-нуво, стиль Либерти[51], югендстиль), возникший в Европе в последние десятилетия ХХ века, современники неромантично называли «стилем загогулин» — определение неакадемическое, но зато сразу всем ясно, о чем речь. Более деликатное название той эпохи — «стиль угря» (и понятно, почему мы говорим о нем в связи с кольцом Барахира; змеи тоже появятся совсем скоро). Источников у этого стиля два.

Во-первых, это негативная реакция английской культуры на всепоглощающее машинное производство (да, Толкин был не одинок и он был далеко не первым), нашедшая яркое выражение в деятельности Уильяма Морриса и возглавляемого им движения «Искусства и ремесла». Вероятно, каждый читатель этой книги видел потрясающие «средневековые» растительные орнаменты из переплетающихся листьев, а также страницы «средневековых» книг, увитые растениями; одна из таких книг называется «Социализм», и автор как рисунков, так и текста — Уильям Моррис. Есть мнение, что он повлиял на Толкина и как писатель, но все-таки Морриса как автора художественных и публицистических текстов знают лишь специалисты, зато его растительные орнаменты видели практически все. Будучи социалистом, Моррис пытался улучшить положение простых людей, возродить ручной труд, вернуть в жизнь красоту и уникальность, которую уничтожает машинное производство. Из всех искусств для него важнейшим оказалось декоративно-прикладное, которое ранее считалось вспомогательным, но благодаря Моррису поднялось на недосягаемо высокий уровень. Все всяких сомнений, идеи Морриса прямо повлияли на Толкина: Гвайт-и-Мирдайн, Братство создающих камни, куда входил и Келебримбор, — это аллюзия на «Искусства и ремесла». Именно под влиянием Морриса Толкин преобразует образ эльфов как таковых — наиболее значимую роль среди них играют мастера, творящие нечто запредельно прекрасное (не обязательно материальные предметы, это могут быть танцы или музыка). Меняет Толкин и само понятие артефакта: раньше им считалась вещь, обладающая ценным качеством, причем неважно, говорим ли мы, например, о магическом кольце Драупнир, из которого капают девять таких же колец, или о бриллианте викторианской дамы — в обоих случаях эстетическая составляющая меркнет перед «объективной» ценностью. Кольцо Всевластья в этом смысле вполне традиционно[52], а вот кольцо Барахира — нет. У него нет волшебных качеств, и его огромная ценность не определяется стоимостью изумрудов в нем, что особенно видно в истории Арведуи: «Сила перстня не в чарах, а в том уважении, которое питают к нему мои друзья и сородичи».

Страница из книги Уильяма Морриса «Колодец у конца света». Иллюстрация Эдварда Бёрн-Джонса, орнамент автора.

The Metropolitan Museum of Art

Второй источник стиля модерн — это Япония, особенно японская гравюра (их доставляли в Европу тысячами, поскольку сами японцы гравюры не ценили и использовали как оберточную бумагу при морских перевозках предметов искусства — гравюр во Франции было столько, что даже у нищего Ван Гога были деньги на них!). Японская культура и гравюра в частности — это искусство сейсмической зоны, где надо успеть насладиться красотой мгновения, потому что в следующий миг земля может разверзнуться под ногами в прямом смысле. Прекрасно то, что ты видишь прямо сейчас, — и потому нет разницы между цветущим и увядшим. Так Япония открыла Европе красоту увядания, причем Европа была шокирована этим настолько, что знаменитые «загогулины» решеток модерна — это не что иное, как художественно интерпретированные линии увядших листьев тюльпана. В этом контексте «Плач Галадриэли», начинающийся с образа падающих в реку листьев, выглядит практически как перевод с японского, вот только слогов многовато…

Одной из вершин культуры модерна было ювелирное искусство, во многом развивающее японские мотивы (особенно у Рене Лалика). Жемчуг теперь предпочитали «барочный», то есть неправильной формы, а бриллианты если и использовались в ювелирных украшениях, то соседствовали с эмалью — прежде всего у Жоржа Фуке, который работал по эскизам знаменитого художника Альфонса Мухи. Муха создавал огромное количество эскизов разных предметов — от ювелирных изделий до посуды и предметов быта, — которые мы сейчас безусловно назовем «эльфийскими». Он же делал афиши для Сары Бернар, в частности, на афише к трагедии «Медея» изобразил змею, обвивающую руку героини. Фуке предложил идею такого браслета, и они сделали для актрисы комплект из золотого браслета и кольца, изображающих змей. Их головы… Нет, не с изумрудными глазами (изумруд скоро будет, наберитесь терпения!) — их головы выполнены в технике перегородчатой эмали. Между собой кольцо и браслет соединены золотой цепочкой (не она ли превратилась в корону на кольце Барахира?).

Брошь в стиле ар-нуво, созданная американской компанией Marcus and Co. Ок. 1900 г.

The Metropolitan Museum of Art

Итак, перед нами ювелирное украшение в виде двух змей, головы которых соединены золотым предметом, и при этом сами змеи не золотого цвета. Хотя изумрудов нет, но есть глаза из рубинов, а кроме того — бриллианты и опалы.

Фрагмент афиши Альфонса Мухи к трагедии «Медея».

Wikimedia Commons

Вопрос закрыт? Прототип кольца Барахира найден?

На этом действительно можно было бы остановиться, но… как перестать смотреть и смотреть на произведения ювелирного искусства модерна? А там нас поджидает дракон.

Это снова произведение Фуке по эскизу Мухи — «Крылатый дракон» (иногда пишут «Крылатая химера»): огромная корсажная брошь, где золото покрыто эмалью, на сей раз по всему туловищу монстра, эмаль эта всех оттенков зеленого, а в голову дракона вставлены зеленые камни. В пасти он держит гирлянду из золотых цветов, причем лепестки их изготовлены из жемчуга.

Вот и корона из золотых цветов, вот и змей, пожирающий ее.

На этом точно можно поставить точку… но хочется рассматривать ар-нуво дальше. И чем больше мы смотрим (благо, в современном интернете сделать это весьма несложно), тем больше видим всевозможных змей. Это уже не шедевры Фуке, а гораздо менее масштабные работы (а имена мастеров интернет часто утрачивает): брошь Карла Ротмюллера, где две змеи дерутся за зеленый камень; пряжка Рене Лалика в виде двух переплетенных змей; кольцо в виде змеи, держащей в зубах бриллиант, в завитках тела которой — изумруд; кулон в виде дракона, держащего во рту жемчужину, с крылом, покрытым зеленой эмалью, брошь в виде четырех змей с алмазами в головах, окруживших огромный сине-зеленый опал; золотая шпилька в виде дракона (золото покрыто зеленой эмалью), держащего в зубах жемчужину… Чем больше интересуешься ювелирным искусством модерна, тем чаще и разнообразнее встречаешь варианты змей, сочетающих в себе золотой и зеленый и держащих что-то в зубах.

Однако в этом ряду все-таки не хватает изумруда. Какого-то особенного, исторического, знакового. И такой изумруд есть. Мы же помним, что Арагорн подарил кольцо Барахира Арвен в знак помолвки. А принц Альберт подарил королеве Виктории помолвочное кольцо — в виде змеи с алмазными