– Короче, десантуре.

– И спецуре.

Я посмотрел на хитрое лицо прапора. Не зря же ведь в армии их называют «кусками». Нет, не дойдет «Тонус» до спецназа. И десант его не попробует.

– Я все сдам по описи!

– Да успокойся ты, Панов! – Тимофеев зачастил, глазки заблестели, и в них явно начали мелькать цифры. – Я такую бутылку каждую по полсотни афгани сдам на базаре. А то и больше.

– Нет!

– Тебе двадцать процентов.

– Нет!

– Ладно, тридцать! Больше не могу!

– Паша, послушай, – я забрал бутылку из рук прапорщика, показал на этикетку. – Тут сказано, что максимальная дозировка одного приема – одна чайная ложка! Это четыре грамма!

– И что?..

– А то. Твои покупатели, к бабке не ходи, сразу выжрут целую бутылку. А потом еще, поди, второй догонятся. И знаешь, что будет при передозировке? Начнутся судороги, остановка дыхания. Ты будешь их реанимировать?

– Да не дураки же! – обиделся прапорщик. – Я предупрежу.

– Кого? А если они перепродадут? Нет и еще раз нет. Все сдам по описи главврачу.

Было у меня нехорошее подозрение, что главврач такой ценный препарат и сам может продать или раздать за ценные услуги своим хорошим знакомым. Затонизироваться под шашлычок. Как там пел Шнур? «…Я лично бухаю, но могу ускориться…»

– Ну и гад же ты, Панов! – Тимофеев сплюнул на землю, хлопнул дверью подвала.

* * *

На следующий день после разбора лекарств, сразу с утра по палатам забегали, начали наводить дополнительный марафет. Потом всех инструктировали, чтобы никто никуда – и вообще. «Ружей не брать, из автобуса не выходить», вспомнил я. Явно готовились к грандиозному шухеру под названием «визит большого начальства». А когда через пару часов под окнами появились хлопцы из ларца, одинаковы с лица, а еще один стал сторожить нас от внешнего вторжения у двери из отделения, то стало понятно – не просто генерал какой-то, а большая шишка.

В палату забежал срочник, Коростелев.

– Андропов сейчас приедет!

Вот откуда люди новости узнают? Никто никуда не ходил, у двери цербер торчит, а простой боец знает, что и как.

– И к нам придет? – полюбопытствовал Михайлов.

– Начальство? В инфекцию? – я попытался вложить в ответ максимум сарказма. – Это ж ему придется ОЗК надевать и изолирующий противогаз. Так что успокойся, характером твоего стула Юрий Владимирович не поинтересуется.

– Да интересно было бы глянуть, – объяснил свой интерес Игорь. – Ты, Пан, в ЦКБ работал, много вождей встречал?

– Ну было дело, – уклончиво ответил я. – Если что, физиологические процессы в их организмах протекают так же, как и у остальных. Включая пищеварение. А так, мемуары среди сотрудников ЦКБ не приветствуются. Ты же секретчик, должен понимать.

Все замолчали. В таких случаях шутят, что где-то родился мент. Мы увеличили поголовье сотрудников внутренних дел человек на десять, наверное.

– Идут! – крикнул торчащий у окна Коростелев.

Все повскакивали и ринулись занимать свои места в первых рядах. И я тоже поддался стадному чувству, поперся смотреть.

– Товарищи, предупреждаю, окна не открывать! – рявкнул из коридора опричник.

Не особо и хотелось. Стекла чистые, и так хорошо видно. Да и расстояние здесь плевое, метров тридцать, не больше. На всю свиту, включая Андропова, напялили пробковые шлемы. Колониальные головные уборы сползали и с кого-то даже упал. Хоть какое-то развлечение.

Главный чекист шел медленно, совсем не торопясь. Сутулиться больше начал вроде, седины больше. И постарел сильно с момента нашей последней встречи. Остановился, вытащил из кармана платок, снял очки, протер стекла. Надевая, мазнул взглядом по нам, не задерживаясь. И пошел дальше.

Даже если встретились, то что? Узнал бы он меня? Я сейчас на себя тогдашнего не очень и похож, наверное. Утром во время бритья заглядываю в зеркало, и иногда кажется, что там чужой кто-то смотрит. А я бы бросился ему в ноги и запричитал: «Юрий Владимирович, дорогой, заберите меня домой»?! Или попросил при случае Григорию Карповичу про некоего Панова напомнить, а то страдает тут парень? Не было бы ничего. Не то место и не та ситуация.

Процессия скрылась из виду, и все рассосались. Один неугомонный Коростелев торчал у окна, решив досмотреть до конца. Он и просигналил, мол, возвращаются. На этот раз я остался лежать.

* * *

И лежал весь следующий день. Меня охватила какая-то апатия. Из разряда: «Вся жизнь дерьмо, а солнце – долбаный фонарь». Помогаешь людям, лечишь их детишек, упираешься из всех сил – на выходе полный игнор, равнодушие. В душе поднялась волна злобы. Я даже, пугаясь себе, порадовался начавшейся вспышке азиатского гриппа, который, судя по слухам, гулял по Кабулу. Пусть Андропов почувствует на своей шкуре, каково тут. А потом усовестился. Ведь этот грипп добьет и так больные почки будущего генсека. Или главой государства он так и не станет? Вон Щелоков – прет как танк. На днях по радио объявили, что Анисимовича сделали кандидатом в члены Политбюро. Это был явно аппаратный провал председателя КГБ.

Мое мрачное настроение не смогли развеять ни однопалатники, ни посылка с подарками из кандагарской медроты. Женя прислала лично связанную безрукавку. С нежным письмом, в котором рассказывала почти все новости подразделения. Кто с кем, когда и прочее… Сама она шутливо обещала и дальше хранить верность и преданность будущему нобелевскому лауреату – Ким кто-то разболтал про наше с Морозовым открытие хеликобактер. От Георгадзе приехала фляга с грузинским вином. Бубнов отметился трофейными игральными картами. Фривольного содержания. Каждая карта содержала одну из сцен камасутры. Поднимают мне либидо, черти. А вот Копец прислал… ничего. Даже строчки не черкнул, гад такой. Чтоб ты свою «Анжелику» до пенсии читал и смотрел по телеку только бразильские сериалы!

Отдельным и самым ценным подарком были письма из дома. От Давида, на этот раз для разнообразия без намеков, и от матери с припиской от Феди. Типа горжусь, верю, но понапрасну не геройствуй. Так и представил, как он жует кончик уса и вещает: «Ты там жопу не рви, один хрен все награды начальство себе заберет». А от Анечки почему-то не было. И это совсем не радовало как-то.

* * *

Не успел позавтракать скромной госпитальной пищей, как меня дернули. Причем в лучших отечественных традициях – пойди туда, ну и так далее, не отходя от текста. Просто пришла медсестра Малыгина, гром-девушка, мечта художника Кустодиева, и позвала меня с собой. Так и сказала: «За мной, товарищ лейтенант, я вас проведу», и ушла, рискуя при неловком движении произвести массовые разрушения локального масштаба.

А