их из лесистых местностей на городские и сельские базары, а то и просто развозивших по деревням, где работали токари. Сама заготовка болванок распадалась на две операции: «болваночники» обтесывали снаружи, а «тесельщики» начерно выдалбливали середину теслом. Затем заготовка переходила к токарю. Токарь-чашечник в месяц в начале ХХ века зарабатывал 12 рублей, а тесельщик и болваночник – около 10.

Чашечники разделяли товар на четыре сорта: крупная чашка, от 3,5 до 6 и более вершков в поперечнике, роспашень – от 3,5 до 4 вершков, пивнуха – в 1,5–2 вершка. В Елабужском и Сарапульском уездах Вятской губернии выделывали три сорта чашек: плаха в 7–9 вершков в поперечнике, блюдо в 6–8 вершков и бадьян в 5–6 вершков. На 1000 хороших чашек материала (болванки, сурик, масло, крушина для окраски, шубные лоскутья для клея и пр.) требовалось рублей на семь. Скупщик же на базаре брал эти чашки по 12 рублей за 1000, т. е. мастеру оставалось рублей пять-шесть чистых. Обычно 1000 пивнух мастер вырабатывал дней за 18, но бывало, что и за три недели. Таким образом, за рабочий день он получал 20–30 копеек и его годовой заработок равнялся примерно 40 рублям. Но и из этой суммы токарь должен был отдать вертельщику, приводящему в движение станок, 4 рубля в месяц на своем содержании, которое обходилось также в 4 рубля в месяц, т. е. вертельщик обходился токарю в 8 рублей. Следовательно, чистый заработок токаря был равен 12–13 рублей в месяц или 60–70 рублей в год. Вообще, заработки сильно колебались в зависимости от мастерства токаря, от того, насколько выгодно куплен материал и удачно сбыт товар. Рабочий год длился 150 дней, т. к. исключались месяцы на полевые работы, а также праздники и воскресенья, занимавшие 90 дней. Рабочий день длился около 14 часов, а то и более.

Розничные цены на чашки были вдвое больше цен оптовых, которые давали скупщики кустарям. Купив сотню крупных чашек у кустаря за 5–6 рублей, скупщик продавал их в розницу по 10–12, а то и по 15 копеек за штуку, т. е. брал за сотню 10–15 рублей, наживая 60–70 %. Скупщик являлся на ярмарку, где скапливалось от 80 до 100 и более тысяч чашек, и закупал их, наживая хорошие барыши. Еще в 70–80‑х годах XIX века токари сами ездили с чашками в Оренбург и Троицк дважды в год – в феврале и около Троицы, и там сами продавали свои изделия, закупая хлеб и другие нужные товары. Самое бойкое время сбыта было с установки зимнего пути до вешней распутицы.

Изготовление посуды шло в небольших избушках-мастерских с токарным станком и инструментом для точки инструмента. В день токарь мог изготовить от 70 до 100 чашек, а неделю 430–600 штук. Рыночная стоимость чашки меньшего размера была 70 копеек, большого – 1 рубль 10 копеек за сотню, так что недельный заработок нужно считать примерно в 9 рублей. Вычитая стоимость материала около 3 рублей, расход на инструменты в 50 копеек и наем помещения в 75 копеек, получим расходов более чем на 4 рубля, чистый же недельный заработок определяли в 5 рублей. Эта прибыль считалась очень хорошей. В Новгородской губернии токарные работы, а именно изготовление чашек, были сосредоточены в Кирилловском уезде. Скупщик в начале ХХ века платил новгородскому токарю по 2 рубля 50 копеек за сотню некрашеных чашек, т. е. 2,5 копейки за штуку, и 3 рубля 50 копеек за сотню крашеных. Точили чашки и в Вологодской губернии, где еще в 40‑х годах XIX века токарь в год вырабатывал 6 рублей серебром. В общем, дело было грошовое.

Наилучшую окраску производили в Семеновском уезде Нижегородской губернии, который являлся центром сбыта посуды. Хорошо окрашивали в Скоробогатовской волости Макарьевского уезда Костромской губернии. Посуда эта считалась гораздо надежнее глиняной, а окраска была настолько совершенна, что на нее не действовали ни горячая вода, ни органические кислоты пищи.

Наш современник осведомлен о т. н. «золотой хохломе», хохломской росписи по дереву. Это и есть тот самый Семеновский уезд Нижегородской губернии. Однако мало кто разбирается в самой росписи: ею только восторгаются. Между тем «хохлома» «хохломе» рознь. Предварительно изделие грунтовалось жидко разведенной глиной: нужно было заполнить мелкие поры на торцовой части. Затем его хорошо натирали оловянным порошком, по которому в несколько приемов покрывали олифой (вареным льняным маслом) с промежуточной сушкой в печи. Под олифой, запекшейся в виде твердой коричневатой прозрачной пленки, олово светилось, как золото. Сейчас пользуются алюминиевой пудрой, что еще лучше олова. Вот по грунтовке и велась роспись изделий.

Наиболее изящной считается «травка»: кончиком куриного перышка сажей, растертой на яичном желтке, либо на квасной гуще, наводились тонкий извивающийся стебелек и усики, а иногда и листочки. Затем «тычком», ваткой или паклей, намотанной на палочку, красной краской наносили ягодки, а то и листики. Получалось что-то вроде рябинки на золотом поле. Распространена была и «кудрина»: черным наводили извивающиеся штрихи, так что получалось нечто вроде лепестков хризантемы, и заполняли промежутки, оставляя незакрашенными сами лепесточки, превращавшиеся в золотые. Широко распространена «фоновая роспись»: сначала чернью рисовалось фантастическое растение с земляничными листьями (прожилки наводились черным), красным – большие земляничные ягоды, а потом весь фон покрывался черной краской. Бытовала и «осочка»: по олову, будущему золотому фону, пером наносились слегка изгибающиеся удлиненные красные мазки, как будто осока изгибается на ветру. Внутри чашек иногда рисовали красной краской «пряник» – квадрат с вогнутыми сторонами и штришками вдоль них.

Вообще, токарный промысел, т. е. изготовление посуды, разного рода мелочей и игрушек, был распространен очень широко. После чашек по массовости производства, пожалуй, шли расписные пасхальные яйца. В большом количестве их точили в окрестностях крупных городов; например, огромное количество яиц точили жители Охты, пригорода Петербурга. Пасхальные яйца проходили при изготовлении через 20–30 рук. Токарь в день точил из березы около 150 штук. Затем они шли к позолотчику: проклеивались клеем, раз восемь красились мелом с клеем, шлифовались пемзой, палементовались яичным белком с глиной, протирались суконкой и золотились в вине с растворенным сусальным золотом. Токарный промысел здесь был распространен главным образом в Петербургском уезде, на пороховых заводах, т. е. в Охтенском промысловом районе и в с. Исаковке. В Царскосельском уезде точили детские грибки, вазочки, чашечки, горшочки и пр., в Лужском уезде – пуговицы. В соседней Олонецкой губернии такие же изделия точили из карельской березы. В Московской губернии токарный промысел получил особо широкое развитие. В Сергиевом Посаде, славившемся производством игрушек, с начала XIX в. появилось множество небольших домашних мастерских, где точили пасхальные яйца, игрушечные чайные сервизы с самоварами, погремушки и пирамидки, «скелетки» (туловища и головки для кукол), колеса и валики для игрушек с движением. Во второй половине столетия токарный промысел охватил ряд других местностей Подмосковья: Вороновскую, где имелось более 1000 станков, и Краснопахорскую волости (500 станков) Подольского уезда, Перхушковскую волость Звенигородского уезда (500 станков), Смолинскую волость Верейского уезда (100 станков). В Краснопахорской и Перхушковской волостях из березы