Шрифт:
Закладка:
Хуана мороз продирал от этой игры старика, но он заставил себя отбросить все и начал говорить громко. Когда же Хуан в своем рассказе подошел к цели экспедиции и назвал ее - поиск священного золота инков, - старик оторвался от камней и в упор посмотрел на Хуана, словно увидел его только что.
Близорукие глаза сделались необыкновенно цепкими и проницательными, от его взгляда хотелось спрятаться, съежиться, глаза пронизывали насквозь, выворачивали наизнанку, заглядывали в душу. Хуан говорил заплетающимся языком, а взгляд старика холодел, спина выпрямлялась. Не имея больше сил, Хуан старался рассказать все побыстрее, не поднимая глаз, чтобы не встретиться со страшным взглядом старика и не сбиться.
Он рассказал все и ждал вопросов, собираясь перейти к расчетам.
В комнате надолго повисла тишина, прерываемая звенящей у мутного окна мухой. Хуан еще раз мысленно взмолился Деве Марии и поднял взгляд на старика, решив прочесть свой приговор в его глазах. Никогда больше Хуан не видел таких глаз с остановившимся и расширенными до предела зрачками, такого лица, на котором застыла маска смерти, таких бескровных губ у живого человека.
Старик неподвижно сидел с абсолютно ровной спиной и белым, как смерть, лицом, почти не дыша. Хуана словно пригвоздили к стулу, он не мог пошевелиться от страха, а мысли метались, словно мыши в мышеловке.
- Вразуми, Дева Мария! Что мне делать? Бежать? Сидеть на месте? Звать на помощь?
Прошло несколько минут, а может часов - Хуан потерял счет времени, - и дыхание старика стало ровнее. Мертвенная белизна отступила, и, наконец, он, взглянув на Хуана, заговорил.
От звука его голоса Хуан вздрогнул еще сильнее, чем от его вида.
Громовой, раскатистый голос шел словно из-под земли, и в нем слышался отголосок Ада:
- Я знаю все о тебе, Хуан Толедо. Ты владеешь тайной священного золота инков, но оно так же недосягаемо для тебя, как и для твоего прадеда. Никому из смертных не дано проникнуть в святилище древнего города Атлантов. Ищи "Бессмертного" или "Хранителя", и только они смогут провести тебя по Тропе. Я и сам мог бы проводить тебя по этой дороге, что ведет по дну Океана, но мне нужна та "волшебная" нить, секрет которой знают только Избранные. Этот Найм, которому я так завидовал в юности, стал огромной птицей, теперь уже мертвой, и не сможет нам открыть тайну Тропы.
Скорее всего, он не открыл бы нам ее, даже если бы был сейчас жив - видишь ли, Избранные далеки от человеческих страстей и поступают так или иначе по своим, неведомым нам, соображениям. А вот яйца, которые отложила загадочная птица Рух, "знают" все, что когда-то знал Найм, они владеют всеми знаниями, даже теми, которыми он бы не захотел с нами поделиться. Принеси мне яйца птицы Рух, а взамен я сделаю тебя самым богатым на этом свете. Все сокровища достанутся тебе - я в них не нуждаюсь!
И старик взглядом смел на пол все камни, что лежали перед ним на столе. Они на несколько мгновений блеснули радугой в луче света и пропали. Хуан проводил их алчным взглядом, ведь ему сейчас как никогда нужны были деньги. Старик заметил взгляд Хуана и разразился скрежещущим, раскатистым смехом.
- Принеси мне "знания" этого хитрого Найма, и я проведу тебя по Тропе. Он спрятал их в вулкане на Мадагаскаре, но и там они не в безопасности. А сейчас - иди. Ты и так оторвал меня от важных дел. Мне еще надо успеть спуститься в Ад и преподать чертям урок, послать черную бурю в Сахару, слетать на несколько дальних планет и загнать в бутылки парочку джинов.
Бедный Хуан! Его ноги совсем не гнулись, зубы стучали, а волосы на голове стояли торчком. Старик сверкнул глазами в сторону двери - и в открывшуюся со скрипом дверь вошла большая важная ворона. В ее повадках, в злых черных глазах сквозило что-то знакомое. Она важно подошла к Хуану и громко каркнула. Он с ужасом понял, что перед ним все та же мрачная женщина, которая впустила его в жилище Дьявола.
Как ни напуган был Хуан, но, выскакивая бегом из страшной комнаты, он не забыл заветный сундучок с расчетами. Он почти бежал по темному, длинному коридору за летевшей большой вороной, а вслед ему несся страшный, скрежещущий смех. Не помня себя, Хуан выскочил в подъезд и захлопнул за собой высокую тяжелую дверь. Но и на улице ему был слышен смех, шедший из самой преисподней.
Хуан вскочил в проезжавший мимо экипаж и попросил гнать во всю прыть. Его колени перестали дрожать только тогда, когда он увидел тихо покачивавшуюся на волнах "Розали". Избегая вопросительных взглядов команды и капитана, Хуан закрылся у себя в каюте, где сразу бросился в койку, накрываясь одеялом с головой. Сундучок, в котором хранились все расчеты и записи, жег ему руки, и он задвинул его в дальний угол платяного шкафа, словно и в нем таилась неведомая злая сила.
Сказавшись больным через закрытую дверь сердобольному сеньору Кадельго, Хуан не вышел на ночную вахту, предпочитая провести темное время суток за закрытой наглухо дверью. Но заснуть, забыть виденное и услышанное не удавалось.
Он то давал себе слово НИКОГДА больше не притрагиваться к сундучку и не думать о спрятанном золоте, то решал идти до конца - ехать на Мадагаскар, чтобы достать необыкновенные яйца загадочного Найма, которому так завидовал "Старик". Но он снова вспоминал, кого ему придется взять в экспедицию как проводника и соратника - и пытка продолжалась снова.
К утру, доведенный до крайности и измученный, Хуан вдруг подумал, что никто из мужчин рода Толедо, после странной и мучительной смерти овеянного славой и наградами за военные действия в странах Южной Америки прадедушки, не умер спокойной и благопристойной смертью - все умирали страшно и при невыясненных обстоятельствах, словно над ними тяготело Проклятие, тяжелый и мучительный Рок.
Вот и отец Хуана несколько лет назад был найден подвешенным вниз головой на суковатом дереве, что росло на каменистом обрыве, весь исклеванный птицами и истерзанный зверями. Кто скажет, как он оказался здесь? Не потому ли принял такую смерть, что
