— Здравствуйте, Елизавета Константиновна, — учтиво произнёс я. — Наверное, нет, мы лучше сразу за уроки. Может быть, попозже.

— Помогаете Варваре с алгеброй? Похвально, — улыбнулась она.

Разубеждать её и говорить, что всё происходит с точностью до наоборот, мы не стали.

— Проходите лучше в комнату. Варя, поухаживай за гостем, — сказала бабушка. — Я в сад.

Мы прошли за занавеску из бисера, оказываясь в единственной комнате. Единственной, но просторной и уютной. На подоконнике цвела герань, на стенах висели чёрно-белые фотопортреты в рамках, некоторые с траурными лентами, в углу стояло старое пианино. На дверце лакированного шифоньера висел женский пиджак, увешанный медалями и орденами. Не юбилейными, боевыми.

— Это бабушкин, — проследив за направлением моего взгляда, сказала Варя. — Майор медслужбы.

— Уважаемо… — пробормотал я.

Варя принесла с кухни ещё один стул и мы уселись за её рабочий стол, толкаясь локтями, раскрыли учебник. Вдвоём за одним столом было тесновато, но мы не жаловались.

— Мы с тобой как Шурик и Лидочка, — пошутил я, вспоминая новеллу Гайдая.

Варя тихонько хихикнула.

— Может, всё-таки чаю? — спросила она, тоскливо глядя на страницы учебника, сплошь заполненные формулами и примерами.

— Ладно, умеешь ты уговаривать, — сказал я.

Она упорхнула на кухню, а я остался за столом, разглядывать комнату в ожидании чая. Жили они с бабушкой вдвоём, это было видно по интерьеру, мужских вещей тут не было и в помине. Одна из фотографий на стене была свадебной, счастливая невеста, до одури похожая на Варю, держала за локоть высокого статного красавца. Уголок фотографии обрамляла чёрная лента.

Засвистел чайник, Варя вскоре вернулась с двумя чашками, затем принесла тарелку с домашними плюшками.

— Сахар? — спросила она.

— Не, спасибо, — сказал я.

— Точно, забыла, — улыбнулась она. — Ты без сахара пьёшь.

Чёрный чай изумительно пах настоящим чаем, а не грузинским веником, которым подметали полы цеха, и добавлять в него сахар или молоко — только портить. А вот закусить плюшкой я был совсем не прочь.

— Хоть убей, не понимаю я эти закорючки, — сказал я, задумчиво глядя в учебник.

— Сейчас разберёмся, я покажу, — сказала Варя.

Не слишком уверенно, впрочем. Перерыв на чай оказался весьма кстати, но как время не тяни, а интегралы сами себя решат.

— Вот, смотри, функция… — начала объяснять Варя, склонившись над учебником.

Я придвинулся поближе. Наши лица оказались так близко друг к другу, что я почувствовал, как прядь её волос касается моей щеки. Она вдруг замолкла.

— Производная функции… — хрипло прошептала она.

Её горячее дыхание приятно щекотало кожу. Мы впервые находились на таком расстоянии, гораздо ближе, чем пионерское. Я покосился на неё. Варя опустила ресницы, красные, будто искусанные, губы оказались чуть приоткрыты, словно для поцелуя. Я чуть повернулся, осторожно, чтобы не спугнуть, коснулся лбом её лба, Варя немного подалась вперёд.

— Варвара! Будь добра, подойди на минутку! — раздался зычный крик со двора, и вся магия момента вмиг улетучилась.

Варя подскочила, будто ужаленная, почему-то одёргивая юбку, красная, как спелый помидор.

— Я сейчас, бабушка зовёт! — торопливо пробормотала она, пулей выбегая из комнаты.

А то я сам не понял. Вот же… Елизавета Константиновна. Как невовремя вам помощь понадобилась.

Я откинулся на спинку стула, похрустел суставами, вздохнул, отхлебнул чаю. Интегралы-интегралы. Поднялся, подошёл к пианино. «Шредер», дореволюционное, раритетное. Антиквариат. Осторожно откинул крышку, сыграл четыре знаменитых ноты грустного тромбона, символизирующие провал.

Масштаб провала, конечно, не эпический, но настроение попортилось изрядно. Ладно, значит, в учёбе повезёт. Я вернулся на место, к учебнику.

Варя вернулась в комнату, почему-то со следами опилок на рукавах, неловко улыбнулась, словно извиняясь за случившееся, села за стол, на этот раз неестественно прямо держа спину и сложив руки на коленях. Как будто швабру проглотила.

— Интегралы, — сказала она.

— Интегралы… — вздохнул я.

Глава 15

— Садитесь, Таранов. Хорошо, — объявила Кобра. — До отлично чуть-чуть не дотянули!

Я с облегчением выдохнул, пропотев у доски добрых двадцать минут. Кобра устроила показательную экзекуцию, но я с честью выдержал все удары, щёлкая её примеры один за другим. Я даже и на четвёрку-то не рассчитывал, максимум на трояк.

— Молодчина, — шепнула Варя, победно улыбаясь.

В конце концов, это в большей степени её заслуга, а не моя.

— Спасибо, — шепнул я. — С меня причитается.

Теперь можно со спокойной душой вновь заниматься музыкой. По крайней мере, пока.

Это был последний, четвёртый урок. Суббота у нас была не так сильно загружена, как все остальные дни, и в этот раз выходные полностью принадлежали мне. Никакой деревни, работы, внезапных поездок или ещё каких форс-мажоров, меня наконец-то ждал заслуженный отдых.

Ещё и погода внезапно расщедрилась на стабильные плюс восемнадцать градусов, не холодно и не жарко, в самый раз для отдыха на свежем воздухе.

Сегодняшнюю репетицию я отменил. У нас теперь была ещё почти целая неделя до выступления, вполне достаточно, чтобы подготовить одну песню, и сразу после уроков мы отправились гулять по Чернавску. Как и договаривались со Светой, показать ей город. Катя тоже присоединилась к нам, так что гулять отправились полным составом. Заодно решим насчёт названия.

— Вепри суицида, — в шутку предложил я, вспомнив знаменитое фото советских рокеров.

— Саш, ты дурак? — фыркнула Варя.

— Да шучу просто, — хохотнул я.

Кроме меня, шутки никто не понял, но мне было плевать. Мы шли по широкому тротуару в сторону центра города, чуть отклонившись от наших привычных маршрутов. Света глядела по сторонам, разглядывая дореволюционные торговые ряды, трёхэтажные сталинки и шедевры советской типовой архитектуры в стиле конструктивизма.

— Я предлагаю тогда назваться «Заря»,