Все из-за того, что я оказалась слишком тупа и напугана. И оправдание имело бы смысл, в мою роль жертвы поверили бы… не встреться я тогда с Аямэ, не прими бы ее помощь, не возьми бы ее мотоцикл. Твою мать…

— Наги…

Шото чувствовал себя растерянным из-за моего молчания, а я и вовсе хотела провалиться под землю. Он искренне переживал, пусть и не знал, как это лучше выразить. Сердце кровью обливалось, но как я могла сказать, что во всем дерьме, случившимся с его другом, была виновата я? Косвенно или напрямую…

— Слушай, — вздохнув, я спрятала лицо в ладонях и зажмурилась. Это чертовски больно, но хотя бы с ним я должна быть честной. — Я пойму, если ты разозлишься, даже то, что захочешь всем рассказать. Скорее всего, это из-за меня на лагерь напали злодеи, из-за меня похитили этого орущего парня. Моя сестра… пусть и вынуждено, но сотрудничает с Лигой злодеев. Прослушивая мои разговоры, она, наверное, передала им информацию. А я оказалась слишком тупой, чтобы так наивно поверить ей… в ее искреннее желание воссоединиться со мной.

Почему всякое дерьмо должно всплыть накануне экзамена? Было такое чувство, что меня загнали в западню, из нее не выбраться. Глаза защипало. Боже. Крик рвался наружу, в какой-то степени хотелось начать биться головой о стену, сделать что угодно, чтобы избежать проблем, возможно, отказаться от участия в экзамене. Почему все не может быть как прежде?!

Как… прежде? Блин, неужели последние девять лет негласного рабства стали для меня чем-то нормальным и спокойным? Потрясающе.

— Еще кто-то знает об этом?

И не поймешь, что крылось за этим вопросом. Я не могла понять, чего в голосе Шото было больше — холода или спокойствия.

— О прослушке я сама только что узнала, а о нашей встрече с Аямэ… только ты. Если захочешь рассказать, ладно, я пойму, ты имеешь на это право.

— Думаю, это не лучшая идея. Тебя могут не допустить к экзамену.

Подняв на парня взгляд, я удивилась еще сильнее, когда заметила, что ни единый мускул на его лице не дрогнул. Не было места ни злости, ни смятению.

— Почему ты… не злишься?

На мгновение мой вопрос заставил Шото задуматься.

— Потому что мы не отвечаем за действия наших родственников. И не можем быть виноваты, если они нас используют. Мне ли не знать.

Да. Ему ли не знать… И от такого заключения на сердце стало только тяжелее.

— Если мы расскажем хотя бы о прослушивающем устройстве, то тебя наверняка не допустят до экзамена, — рассудил Шото. — Возможно, будет лучше, если ты выкинешь телефон и скажешь, что потеряла его. Я не знаю, как будет лучше. Но мне не хотелось бы, чтобы твоя мечта рушилась из-за того, что тебя использовали.

— Моя мечта?

— Ты ведь хочешь стать героем, поэтому ты подала заявку на участие в экзамене, так?

Признаться, мне не сдалась профессия героя, я бы выбрала что-то другое, но окружающие изначально видели во мне злодея, а я не согласна с этим. Хочу доказать обратное, утереть всем выскочкам нос. А еще я не имею права подвести того, кто в меня верит.

— Да, все так, — вынуждено согласилась я, найдя в себе силы подняться на ноги. Шото встал следом. — И все же… у меня дурное предчувствие. Словно на экзамене все пойдет по одному месту.

— По… какому еще месту?

— Блин, Шото, это метафора, — закатив глаза, пробормотала я под нос, — что пойдет все через жопу, вот что я хотела сказать.

— А-а.

— Хех, способность воспринимать все буквально делает тебя довольно милым.

— Вот как…

— Да не воспринимай ты все буквально. Это выглядит странно.

— Но ты сказала, это мило.

М-да, в этом направлении работать и работать. Но тот факт, что у Шото появились друзья и он сопереживал им, не мог не радовать. Помня напряженную обстановку в его семье, сколь замкнутым и угрюмым ребенком он рос, я бы назвала уровень его социализации маленьким чудом. Мой родной отец тоже не отличался ласковостью и веселым нравом, но в сравнении со Старателем он заслуживал звание «отец года».

— Спасибо тебе.

Накрыв ладонью щеку парня, невольно удивилась, сколь горячей она оказалась. Понимаю, что это не в моем духе, но мне сильно хотелось утонуть в его объятиях, почувствовать себя защищенной, хотя это в мои обязанности входила защита Шото. Он смотрел на меня с привычной невозмутимостью, но теперь я отчетливо видела беспокойство, которое тревожило его.

Шагнув ближе и положив мне руку на спину, парень притянул меня к себе и поцеловал, сначала осторожно, словно проверяя реакцию. А затем углубил поцелуй, что уже заставило меня растеряться и удивиться. Его язык коснулся кончика моего языка в попытке скользнуть мне в рот. Получилось не очень умело, что немного повеселило, но я предпочла не улыбаться, а лишь перенять инициативу и перейти в нападение, раз мы так заиграли.

Шото, конечно, удивился куда красочнее моего, но воспринял напор, словно вызов, и сильнее прижал меня к себе. Пока одна рука крепко сжимала меня за бок, другая уже соскользнула ниже, и я почувствовала, как пальцы парня впились мне в ягодицу.

Разорвав поцелуй и отстранившись, на игривый манер облизав свои губы, я ухмыльнулась.

— Надо научить тебя целоваться. Мне нравится твой напор, но тебе не хватает практики.

Ничего не сказав в ответ, парень опустил ниже голову, словно пытаясь спрятать лицо под челкой, и прижал к себе еще сильнее. Вот это действительно оказалось неожиданно. Он тяжело выдохнул, отчего горячее дыхание вызвало у меня мурашки. А также беспокойство.

— Эй, все нормально?

— Не уверен.

Мимолетное предположение о том, что своими словами я обидела парня, было отброшено в мусорное ведро, когда я пошевелила бедрами. От моего движения Шото только крепче схватился за меня и тихо зарычал. Ну, сложить два и два оказалось несложно, что заставило на долгий миг задуматься. Неловко получилось.

— Слушай, я, наверное, лучше пойду…

— А ты хоть дойдешь в таком состоянии? — с долей сомнения уточнила я.

— Я говорю, все нормально, — вдруг схватив меня за плечи, Шото попытался оттолкнуть меня, но попытка провалилась, поскольку я вцепилась в него не менее крепко.

— Воу-воу, да постой ты, не паникуй.

Накрыв его лицо ладонью и заставив посмотреть на меня, я продолжала держать парня за запястье, пока он не поднял на меня взгляд, в котором буйствовало смущение вместе со злостью. Лишь тогда