рода, но не оставил по себе записок о своей жизни. Много любопытного мог поведать нам. В том числе и о том, как он получил и как обошелся с концессией в Бахмутском уезде, породившей в итоге одно из самых замечательных индустриальных явлений в русской истории — Донбасс.

…Пало крепостное право, и подхватило, понесло Россию-матушку по столбовой дороге истории. Реформы Александра II одна за другой рушили вековой уклад огромной страны. Индустриализация стучалась в наши пределы английскими паровыми машинами, немецкими и французскими станками, американскими товарами для быта. Для иностранцев наступала прекрасная пора — рынок империи становился открытым и прозрачным. Но и русским дельцам — красота! — теперь открылись на законных основаниях такие высоты капитализма, аж дух захватывало.

На старте новой эпохи

В первое пореформенное десятилетие имперские законодатели стремились обеспечить режим наибольшего благоприятствования отечественным предпринимателям. Существовало негласное правило: прежде чем пригласить «варягов», право «первой ночи» на крупных подрядах, выдаваемых казной, принадлежало русскоподданным. Почти все крупнейшие капиталы Российской империи родились в то время. И если говорят, что железные дороги создали США, то это справедливо по большому счету и для России. Оно и понятно — на таких просторах без железнодорожного транспорта нечего было и думать обойтись. А уж в крупной промышленности — и подавно.

«Концессионная горячка» охватила Россию. Она вызвала к жизни ускоренное акционирование и прогресс банковского дела. Это, в свою очередь, подтолкнуло процесс строительства магистральных путей сообщения, строительство новых экономических районов.

Строительство железной дороги в Российской империи в конце XIX в.

Современный исследователь замечает: «На этой волне вскарабкалось на вершину российской жизни целое поколение предпринимателей, тесно связанных с бюрократией и казенными заказами. Это — дворяне С.Д. Башмаков, К.Ф. фон Мекк и П.Г. фон Дервиз, откупщики и купцы — С. Поляков, П.И. Губонин, С.И. Мамонтов, И.С. Блиох. Все они нажили огромные состояния на строительстве железных дорог.

Военный министр Д.Н. Милютин писал по этому поводу, что «с ведома высших властей и даже по высочайшей воле раздаются концессии на железные дороги фаворитам и фавориткам прямо для поправления финансового положения, для того именно, чтобы несколько миллионов досталось в виде барышей тем или другим личностям». Министерство путей сообщения, писал в начале 70х годов в воспоминаниях князь В. Мещерский, «представляло главный пункт, где тогда сосредоточивалась вся вакханалия железнодорожной горячки во всем ее разгаре. Тогда уже произносились имена железнодорожных монтекристо — вчера нищих, а сегодня миллионеров. Никто не мог понять, почему такие люди, как Мекк, Дервиз, Губонин, Башмаков и проч., которые не имели, во-первых, ни гроша денег, а во-вторых, никаких инженерных познаний, брались за концессии как ни в чем не бывало и в два-три года делались миллионерами».

Основу механизма сказочного обогащения составляла разница стоимости концессионной и затратной цены: обычно концессии включали такую цену за версту, что «концессионер» клал себе в карман примерно 50 тыс. руб. с версты, а 500–600 верст концессии давали капитал в 25–30 млн руб. «О концессиях, — писал известный публицист прошлого века А. Суворин, — вздыхали как о манне небесной. Спит, спит в своей дыре какой-нибудь предприниматель, жаждущий не столько признательности своих граждан, сколько капиталов, и вдруг проснется со счастливой мыслью: Ба! — восклицает он, ударяя себя по лбу, за покрышкою которого никогда ни одной идеи не таилось, — чего же я думаю? Дорога из Болванска в Дурановку имеет государственное значение. Тут — и промышленность, и стратегия, и… черт знает еще что!»

Стратегические выкладки

Понятно, что получить концессию (манну небесную) было непросто. Ну, это кому как. Скажем только на всякий случай, что бюрократизм, коррупционный и сословный подход к бизнесу, не был русским изобретением. Даже на родине всех мыслимых свобод — Британии — существовало такое число ограничений (таможенных, законодательных, сословных, традиционных и культурных), что это нашло яркое отражение в романах тех же Диккенса («Домби и сын», «Дэвид Копперфилд») и Теккерея («Ярмарка тщеславия»). В России 60х годов для получения права на строительство чего-либо с последующей эксплуатацией объекта необходимо было учитывать три главных фактора: корыстолюбие чиновников, связи на самом верху бюрократического аппарата и патриотизм общества.

Последнее обстоятельство через десять лет после героической обороны Севастополя и тяжелого поражения в Восточной (Крымской) войне играло в стране большую роль. Ряд членов царской семьи, высших сановников государства и военных деятелей объединили свои усилия для укрепления военно-промышленной машины России. Война, столь памятная тогда многим, показала, что без строительства обширной сети железных дорог страна и впредь будет беззащитна от внешнего вторжения. Неофициально партию государственников возглавлял наследник престола, будущий император Александр III, а явно все проекты курировал его дядя — великий князь Михаил Николаевич, ставший к тому времени наместником Кавказа. Из Тифлиса, своей штаб-квартиры, он зорко следил за всем происходящим на брегах Невы. Возможно, что в переписке с ним состоял и князь Сергей Кочубей.

«Большая игра» начинается

Чиновник для особых поручений Министерства внутренних дел, того самого ведомства, которое выросло на жидких дрожжах реформ Александра I Благословенного, и первым главой которого был Кочубей-старший, — совсем непростая должность. Это сегодня МВД исполняет чисто милицейские функции. В девятнадцатом же столетии название отражало суть деятельности министерства. Не было в России таких «внутренних дел», к которым бы МВД не имело отношения или хотя бы крайнего касательства. Множество контрольных функций министерства позволяло ему охватывать широчайший круг происходящего в русской жизни — от снабжения хлебом до строительства железных дорог и внедрения новых видов вооружений. Доступ к такого рода информации делал из Кочубея-младшего превосходного агента в той самой «Большой игре» между Российской и Британской империй, понятие о которой давно уже вошло во все учебники по истории дипломатии, а тогда только-только начинавшейся.

В нее, эту игру, были втянуты практически все ведомства страны, многие представители августейшего семейства, общественные институты, промышленники, инженеры, военные, дипломаты. Сегодня трудно охватить мысленным взором всю картину гигантского действа — настолько сложными были связи между отдельными действующими лицами игры. Осложняет понимание происходившего чисто русское отношение всех действующих лиц к своим ролям: часто и густо они «путали свою шерсть с государственной». Ставки политические были высоки, но и экономические выгоды от участия в игре были невыносимо соблазнительны. Короче говоря, на этих делах нагрели руки многие.

Как это часто бывает, на самом верху сложилось несколько центров влияния. Помимо чистых патриотов существовала большая группировка «англоманов», во главе которой стоял великий князь Константин Николаевич (второй сын Николая I), в