дозволения, правитель Ослямбии с вас, барашки глупоумные, шкуры живьём велит содрать! А также с ваших семей! Медленно, с удовольствием, толком и расстановкой! А в первую очередь с ваших визжащих, как недорезанные поросятки, деток! Этих опосля ещё и львам скормит! По слухам, царь зверей просто обожает нежное человеческое мяско!.. Так что пошли отсюдова прочь, отродье вонючее, покамест я ещё окончательно не расстроился возникшей заминкой и позволяю вам отчалить восвояси в добром здравии!.. — пафосно закончил толкать свою не очень умную речь тринадцатый сынок властелина Солнечной державы.

Банда Хасвана, на миг прекратив бесчинства и разбой, оторопело уставилась на распушившего перья принца. Но в ступоре головотяпы пребывали недолго; следом быстро грянули громогласные хохотушки; разбойников, несомненно, повеселила показанная бравада заносчивого именитого паренька. Не смеялся лишь Ратибор, отчётливо увидевший перед собой уменьшенную копию деспота Эдиза. Безудержная ярость накрыла молодого богатыря с головой. Кровь горячо запульсировала в висках русича тягучим переливом; и без того замутнённый горячкой битвы разум накрыла в довесок дикая ненависть.

— Ах ты мелкая тварь! — в бешенстве выдохнул могучий великан и с палашом наперевес пошёл к не в меру напыжившемуся юноше, явно минутой ранее болтнувшего лишку. — Сейчас я твою скудоумную башку с плеч сниму, мерзкий гадёныш, и затем отошлю в Нурязим! Пущай Эдиз скормит её своим любимым желтозадым кошакам! Заодно, пожалуй, и тулово твоё на куски нашинкую; это уже для его гончих псов станет жратвой! Надеюсь, они тобой подавятся, самовлюблённый выродок!..

С этими словами Ратибор, с окровавленным мечом наготове, ничего перед собой не видя, кроме ненавистного лица отпрыска Эдиза, так походившего на своего кичливого папашу, споро потопал к королевской карете.

— Эй, эй!.. — дорогу молодому гиганту преградил встревоженный Хасван, протестующе вскинувший ладонь. — Взбалмошный парниша нужен нам! Не забывай!..

— Пошёл прочь! — лишь рыкнул на это взбеленившийся дюжий ратник, на ходу могучим взмахом правой ладони откидывая на несколько метров в сторону главаря лиходеев.

— Ратибор, стой! — раздался где-то позади него знакомый встревоженный женский крик. — Он же ещё мальчишка!

— Моим сыну с дочей было куда как меньше годков, когда чопорный тятька этого нахального выкормыша погубил их! — резко бросил в ответ «рыжий медведь», не замедляя шаг. — Удивлюсь, ежели Эдиз вообще узнает кочан своего цыплёнка; у императора их целый выводок! Всех, поди, и не упомнишь! Но всё-таки очень надеюсь, что ему сообщат добренькие людишки, чья заплесневелая от багрянца тыковка пред ним скукожилась; пора начинать страдать не только мне!

— Остановись, варвар! — из императорской кибитки спешно вывалился Дуйгурил. Плюхнувшись на землю, он суматошно поднялся, прибирая в руки широкополый подол своего безмерно длинного роскошного одеяния, а затем засеменил к уверенно идущему навстречу мрачному исполину. — Мальчик не виноват!.. Он даже не ведает, чемпион, где ента твоя Русь находится, в какой части света!.. — двоюродный брат императора явно узнал рыжебородого воина и прекрасно понял, какая страшная угроза нависла над его юным племянником.

— Да мне плевать, где он был и что там ведает!.. — булатное лезвие палаша Ратибора стремительно сверкнуло светло-голубой молнией, снося голову с плеч выросшему у него на пути шалмаху. — Я сделаю то, что замыслил! И смету всех, кто рискнёт встать у меня на пути! Я сказал!

Второй раз за время нападения алая кровь, на этот раз дядина, окропила посеревшее от ужаса лицо Мусфализа. Но теперь утираться он и не подумал, как в прострации, потрясённо уставившись на надвигающегося на него широкоплечего витязя. Более пытаться помешать совершить Ратибору намеченное им возмездие желающих не нашлось; свирепый видок озлобленного рыжеволосого варвара, пышущего лютым исступлением, отбивал у кого бы то ни было любое желание попробовать вмешаться в намечающуюся казнь.

И вот, едва-едва тело пухлого вельможи, само собой, отдельно от головёнки, рухнуло на Вихляющий тракт, как Ратибор подошёл к бледному, словно поганка, перепуганному мальчонке и со словами: — Иди сюда, чванливый пакостник! — сцапал того за чёрные ухоженные, уложенные красивым пробором и бережно смазанные каким-то растительным маслом космы. После чего потащил внезапно заревевшего горючими слезами отпрыска Эдиза к лежавшему недалече дереву, которое разбойники срубили незадолго до подъезжающей королевской процессии, тем самым перекрыв ей дорогу.

— Клянусь молотом Сварога, я тебя сейчас не больно укорочу на балду; ш-ш-шпых, и сам не заметишь, как булками на раскалённой сковороде пред Ахриманом уже елозишь!.. — насупленно бурчал себе под нос русич, не обращая внимания на судорожно хныкающего, почти не сопротивляющегося юнца. Очередной вскрик Анники, подлетевшей к озверевшему гиганту и попытавшейся было снова его образумить, Ратибор просто проигнорировал. Лишь на миг повернулся к ней и гневно сверкнул в смазливое личико Мурчалки бездонными голубыми очами, заставив отважную варяжку тут же инстинктивно отшатнуться прочь. В замутнённых слепой яростью глазах рыжекудрого бойца горделивая валькирия явственно прочла, что лучше сейчас не приближаться к могучему русу. Не замечаемая ей у Ратибора ранее, наконец-то прорвавшаяся наружу тёмно-синяя тьма густым туманом заволокла зыркули не на шутку осерчавшего «рыжего медведя».

Внутренняя интуиция подсказала взволнованной северянке, что в таком состоянии рыжегривый великан был способен убить кого угодно. Она уже видела несколько схожий страшный взор. Дома, у впадавших в удалое безумство берсерков. Посему превосходно знала: не следует приближаться к вошедшему в боевой раж воину, покамест кровавая пелена хотя бы малость не осядет, не утихомирится, не схлынет. Ибо под горячую лапу можно угодить совершенно спокойно; а там уж винить останется только себя одну. Если, конечно, повезёт выжить.

— Опомнись, медвежонок!.. — лишь в отчаянии бросила Анника в могучую спину своему мужчине. — Он же ещё малец несмышлёный! Жалеть потом будешь, да сделанного не воротить!..

«Медвежонок, — тем часом мимолётно пронеслось в голове у знатно распалившегося Ратибора. — Так меня Марфуша называла… Коей уж полтора года как нет в живых! И всё по вине евойного папаши!»

Молодой богатырь подтащил к лежащему поперёк тракта срубленному бревну своего зарёванного пленника, уже осознавшего, что из железного захвата ему не вырваться, и оттого переставшего даже трепыхаться, положил его башку на дерево и хмуро занёс над ней булат.

— Не надо, прошу!.. — всхлипнул в последней, тщетной попытке как-то смягчить русича Мусфализ, не преминувший намочить от страха свои бархатные шаровары. Всю спесь с него давно уже как рукой сняло. Сейчас он был просто перепуганным насмерть пареньком, которому страсть как не хотелось умирать в столь юном возрасте. — Я в сердцах наговорил кучу гадостей!