Ярина смутилась и даже шаркнула сапожком.

— Ну… если она и правда такая? Что теперь делать?

— Научишь девочек ругаться. Чтобы они точно знали, какие у них костры, вода, лапник и прочее, — подсказала я.

Девочки грохнули хохотом.

В этот день мы больше не ругались.

Потом случалось, конечно. И поспорить, и поссориться, но все проходило уже проще. Спокойнее, без накала. Когда с трудностями смиряешься заранее, переносить их намного легче.

Храм Варта мы увидели на восьмой день путешествия.

Драконицы снижались, высаживали нас, почтительно отлетали в сторону.

Я знала, они туда не пойдут. По преданиям, Варт и сотворил драконов… поучаствовал. Девушки тоже переглядывались.

Страшновато…

Бог.

Я оглядела свою команду.

— Девочки, располагаемся рядом с храмом на привал. Устраиваемся поудобнее, вон, ручеек мы видели, ставим палатки, готовим обед. До завтрашнего утра мы здесь. Я сейчас иду в храм. Ессли я спустя сутки — подчеркиваю — сутки не выйдут отсюда, вы уходите. Виола меня подождет.

— Каэтана, ты не обнаглела? — Мариса уперла руки в бока, не хуже Ярины. — Мы уходим, а ты остаешься?

— Мы тебе что — сволочи⁉

— Если я оттуда не вернусь, вы тем более поляжете, — вздохнула я. — у меня есть шанс, у вас его нет.

— Это еще почему?

— Потому что моя мать была посвящена Даннаре. И я тоже, — не стала я скрывать. Это информация доступная, да и ничем мне это не грозит. — Среди вас еще есть те, кто так же, посвящены богам?

Девочки переглядывались, но — нет. Мальчиков — тех посвящают. Ортару, Истиону, Сантору, последнее в Санторине прямо обязательно. А девочек… зачем?

— Поэтому послушайте меня. Ждите… ладно. Сутки. Но если меня сутки не будет, послушайтесь и улетайте.

Девочки переглядывались, но не одобряли. Я молча развернулась и направилась к храму.

В быту Варт предпочитал стиль жесткого минимализма.

Белый храм напоминал яйцо. Круглый купол, полукруглый арочный вход, резьба по белой стене.

Когда-то она изображала зверей и птиц, сейчас подстерлась и выглядела грустно.

Это и понятно.

Это вам не эссы-драконарии, которых всего сто лет забывали, тут тысячелетиями пахнет. Десятками тысяч лет.

Хорошо еще, какие-то предания сохранились.

Чтобы пройти внутрь, мне пришлось воспользоваться мачете. Эх, раззудись плечо, размахнись — рука. И то… могло бы намного сильнее все зарасти, и дерево упасть, и завестись кто…

Повезло. И не завелись, и не заросло.

И я после всего получаса матюгов, оказалась внутри храма. Девочки действительно не полезли вслед за мной. Это хорошо. Мне и за себя страшно, а за них еще страшнее. Оказывается, и так бывает.

Мои… кто?

Ученицы?

Да, наверное. Я за них в ответе, вот и страшно.

Вот и статуя. Варт?

Хм, а Аласту я понимаю. Симпатяга такой… статуя сохранилась просто идеально, не считая толстого слоя пыли. Но пыль я смахнула первой попавшейся хвойной веткой, и вот он — Варт, как живой.

Скульптором руководило вдохновение.

Мужчина, лет двадцати пяти, улыбающийся, и сразу видно — добрый. Вот до самого краешка — добрый. И не так важно, какой у него нос или лоб, какие глаза или уши. Красивый — да. Но еще видно в нем нечто такое…

Мужчины — они тоже бывают разные.

Есть те, кто подберет у помойки котенка, и согреет, и дом ему найдет, или там, у себя оставит. А что? Оно живое, ему тоже больно.

А есть те, кто пройдет равнодушно мимо — и взглядом не поведет. Орет и орет там пакость помойная…

Димка, кстати, был из таких.

А вот Варт сразу виден. Не пройдет, и поможет, и поддержит… Аласту я понимала. А дальше-то что? Статуя — она ж памятник! Она молчит! А мне поговорить требуется…

— Ваша божественность? А, ваша божественность?

Нет ответа.

Молитва Варту тоже не дала результата. Оставалось еще одно средство. Вот не хотелось, но придется. Вот он очаг, в котором горит жертвенный огонь.

Вот она — чаша для приношений.

Огонь разжечь было проще.

А чаша… что я могу принести? Да только свою кровь. А самой себя резать — больно. И неприятно, и вообще… кое-как я ткнула ножом в руку, в тыльную сторону предплечья. Тоже больно, но им я не работаю. Перевяжу и пусть его под курткой.

Красные капли побежали по коже, скатились в чашу, на алтарь… голова закружилась и я вцепилась в камень, чтобы не упасть.

Меня тянуло куда-то вниз, вниз…

С Даннарой мы разговаривали в потоке солнечного света.

С Вартом — это что-то вроде воронки водоворота. Причем, я стою с внешней стороны, а он внутри воронки. Внизу, там, где она тоненькая, неустойчивая. И все равно — не прорвешь.

— Дитя…. Кто ты и откуда?

— Вы — бог?

Как и с Даннарой, не было страха. Только любопытство.

— Я — один из богов Фейервальда. Меня звали Вартом.

— А сейчас?

— Сейчас меня забыли. Почти забыли, если ты тут…

— Тут. И мне очень нужна ваша помощь. Меня зовут Каэтана Кордова. Эсса Каэтана.

Ответом была улыбка на лице бога. Кстати, очень похожая на ту, что у статуи. Художник то ли Его видел, то ли придумал, то ли это вообще мой бред, но Варт — копия. Волосы цвета меха у норки, глаза, словно у оленя — большие, влажные, карие.

И улыбка.

Такая добрая. Настоящая…

— Что я могу сделать? Я даже выйти не могу, Каэтана.

— Поделиться информацией, — попросила я. — Почему вы не можете выйти, что