Шрифт:
Закладка:
– Вы… вы сумасшедшая, – процедила госпожа Хрумская, прожигая меня полным ненависти взглядом. – Господин пристав, с какой стати я вынуждена выслушивать сей бред?
– Почему же бред, Аполлинария Святославовна? – пожал плечами, подыгрывающий мне Гордей. – Вполне себе складно у госпожи Леденцовый выходит, я аж заслушался.
– На самом деле, – опустилась я до заговорщицкого шепота. – Я могла бы поверить, что замыслов об убийстве у вас, госпожа Хрумская, изначально не имелось. И молоко вы захватили так… на всякий случай. Но стоявший перед вами мужчина – не изменился. И в ответ на просьбу, вернуть вам полотно, поднял на смех.
Судя по тому, как побледнели крепко сжатые женские губы, я была недалека от истины. Мне не было жаль покойного Задушевского, но и к сидящей напротив женщине сочувствия я тоже не питала.
– Не имею представления, о чем вы говорите. Что еще за отравленное молоко?
– Если вы не возражаете, к этому мы вернемся чуть позднее. Кажется, я остановилась на убийстве Федора Ивановича. Как уже было сказано, его отравили. Следы рвоты потерли. Даже заменили испорченное постельное белье. Но вот незадача, картины в доме не оказалось. Пришлось нашей барышне уйти несолоно хлебавши. Правда, горевала она недолго. Помогли добрые люди о судьбе полотна узнать.
– Добрые люди? – нахмурился Ермаков. – О ком вы, Софья Алексеевна, говорите?
– Не мы одни с вами, господин пристав, семи пядей во лбу, – усмехнулась я. – Вот и госпожа Хрумская додумалась поиски с воров местных начать. Они и помогли выйти на Мишку Лапотя.
– Какого еще Лапотя? – не выдержала Аполлинария.
– Да вы не переживайте так, – попыталась успокоить я ее. – Я верю, что его смерть – лишь косвенно на вас. Откуда у вас столько сил, вручную расправиться с высоким, подтянутым парнем? Нет, тут действовал ваш подельник. Впрочем, можно ли слабоумного мужчину, убивающего неугодных его любимой хозяйке господ, называть подельником? Скорее, верный цепной пес, не задающий вопросов.
– Господин Арутников? – прищурился Гордей.
– Он самый, – кивнула я. – Савелий. Вот только опять опоздали. При воре картины не нашлось. Зато были деньги, которые Савелий не взял. Почему? Да просто слабоумному они не нужны, он пришел лишь затем, чтобы выполнить приказ и он его выполнил. Перед смертью Лапоть с потрохами сдал нового владельца полотна, репортера «Сплетника», господина Хвалёнова.
Словно почуяв, что речь зашла о нем, призрак Бориса Аркадьевича беспокойно заерзал. А вот Хрумская наоборот, расслабилась, откинулась на спинку кресла, сцепив на животе ладони.
– Так и быть, дослушаю я вашу сказочку до конца, госпожа Леденцова. Однако ж вы, видимо, запамятовали, у Савелия имеется алиби, к тому же он не говорит. Как бы ему, по вашим словам, кого-то допрашивать?
Я пожала плечами.
– Подтвердить это алиби могут лишь ваши сотрудники. А это, согласитесь, несколько… предвзято. А что касается его немоты, значит был с ним кто-то. Возможно… Лорочка? Хотя нет. Барышня эта показалась мне с характером. Да и Савелия она оберегает. Такая бы молча действовать по указке не стала. Обязательно бы начала задавать вопросы, куда не следует суя нос. А как любил повторять мой дед – любопытной Варваре, перо в бок всадили… или яду подсыпали. Но она все еще жива, а значит, с ним могла быть только… вы?
– Полный абсурд, – деланно рассмеялась женщины. – Но вы продолжайте… Что же случилось дальше?
Я расплылась в слащавой улыбочке.
– А дальше случилось новое убийство. Господин Арутников, по вашему приказу охотящийся за картиной, залез в комнату господина репортера. Но судьба снова сыграла с вами злую шутку. Полотна там не нашлось. Перед смертью, господин Хвалёнов поведал, что подарил его своей любовнице, тем самым подписав ей смертный приговор. Вот только рука у Савелия на девушку не поднялась, либо вам захотелось замести следы, инсценировав естественную смерть от разбитого сердца. А что, с господином Задушевским сработало, почему бы и нет? Зашли в квартиру по надуманной причине, напоили барышню молоком и забрали, наконец, злополучную картину. К сожалению, на этом ваша удача закончилась. Полицейский медик нашел в теле госпожи Олейниковой следы яда. Того самого, что несколько позднее обнаружился и в теле господина Задушевского. Яд довольно редкого растения – безвременника осеннего. Если скармливать его коровам, вроде тех, что пасутся за вашим шатром и принадлежат вашему цирку, они начнут давать отравленное молоко. Увидев его на странице ботанического журнала, я не сразу поняла, что он мне напоминает. А вспомнив, сложила дважды два и поспешила к вам. Безвременник осенний очень похож на цветущий шафран, который я заприметила здесь еще в первую нашу встречу. Полицейский медик сообщил мне об отличиях. Нужно было лишь посчитать тычинки в цветке. У шафрана их три, а у безвременника, как и у растения в ваших горшках – шесть.
Заканчивая монолог, я будто отчетливо услышала хлопок падающего занавеса. Даже призраки прекратили выть, поддавшись гипнозу наступившей оглушающий тишины.
Впрочем, продлилась она недолго. Вскочив с кресла, Хрумская издала приглушенный писк, бросилась к цветочным горшкам, взмахнула рукой и опрокинула их на пол. Затем прыгнула сверху, на землю, вперемешку с черепицей и растениями, и начала их давить.
– Дьявольское отродье! Как только смеете вы меня обвинять? Я невиновна! Вы ничего не докажите!
Гордей попытался подняться, чтобы приструнить разбушевавшуюся женщину, но был остановлен взмахом моей руки.
– Аполлинария Святославовна, угомонитесь, – как можно вежливее попросила я. – Уничтожение растений вам ничем не поможет. Любой частицы будет достаточно, чтобы определить ее принадлежность. Побойтесь бога, мы же не в каменном веке живем?
– Ах ты стерва, змеюка подколодная! Ненавижу!
Кажется, мое спокойствие лишь сильнее подействовало ей на нервы, заставив перекоситься в лице. Схватив кусок черепицы, она сжать его в ладони и броситься ко мне.
