— Это имя или фамилия? — спросила женщина.

— Сойдет за то и другое, — ответил Хардин, поворачиваясь на льду в сторону одного из больших замерзших кораблей, не вросших в айсберг, но вытолкнутых на лед.

Какое-то время все провожали его взглядом. Пройдя мимо корабля, Хардин отправился дальше. Недавно говоривший англичанин произнес:

— Этот парень не из тех, кто умеет играть в команде. Истинный американец.

— Я тоже американец, — проговорил Гэвин.

— Действительно, люди разные, — согласился англичанин. — Ничего личного. Меня зовут Джеймс Каррузерс.

— А я — Амелия Бранд, — сказала женщина, которая гребла и предложила всем держаться вместе. — Тоже американка.

Женщина постарше, англичанка, произнесла:

— Называйте меня Герцогиня, а представиться друг другу можно будет и потом. Мне кажется, что в нашем положении было бы разумно поискать какое-то укрытие, а предоставить его нам может только один из этих кораблей.

Все остальные не проявляли даже малейшего интереса к разговору и не собирались называть свои имена. Они поддались унынию и готовы были капитулировать.

— Действительно, — проговорил Гэвин, бросив взгляд на скованный льдом корабль. Фигура Хардина еще виднелась вдали, учитывая, что идти ему приходилось по льду, шел он достаточно быстро.

Гэвин пустился в путь. Амелия шла возле него. Остальные цепочкой вытянулись за ними. Оглянувшись назад, Гэвин заметил, что случайная высокая волна сняла со льда спасательную шлюпку номер три и унесла ее обратно в море.

Не остановившись, они продолжили путь к первому кораблю.

Немного погодя, Амелия указала:

— Видите, вон там… насыпь возле кормы. Думаю, что там будет проще всего подняться на борт. Напрягаться не придется.

Деревянные борта большого старого корабля уже темнели перед ними. Судно казалось на удивление крепким, а со стороны кормы к нему примыкал нарост из снега и льда, казалось, приглашавший внутрь.

— Возможно, — согласилась Герцогиня. — Примерно через час все мы будем мертвы, но если я сумею перед смертью хоть немного согреться, то предпочту умереть в таком состоянии.

Борт корабля поднимался высоко над головой, на него ломаными крыльями бабочки свисали лохмотья парусов. Они поднялись по склону, ведущему к корме, однако он оказался слишком скользок для всех, за исключением Гэвина, Амелии и англичанина Каррузерса.

Втроем они одолевали склон, стараясь найти во льду щербины, по которым можно было подниматься. Поднявшись на самый верх насыпи и перебравшись на корабль, осторожно ступая, они направились в рулевую рубку. Окно в нее покрывал толстый слой наледи, однако, навалившись втроем, они сумели сдвинуть дверь с места и захлопнуть, произведя настоящий взрыв осколков льда и ощутив при этом удивительное тепло, всего лишь по той причине, что стены рубки и оконное стекло отгородили их от ветра.

Впрочем, утешение оказалось недолгим, ибо уже в следующий момент они заметили тело, повисшее на штурвале. Оно принадлежало мужчине, облаченному в толстую шубу. Лица его не было видно, и на какой-то момент им казалось, что он замерз, прислонившись спиной к штурвалу, однако они тут же поняли, что это не так. Не на месте оказалось лицо. Длинная шея была свернута, лицо смотрело в противоположном направлении. Ноги подогнулись под ним, однако застрявшие в штурвале руки удержали его от падения. Наверху головы его обнаружился пролом, покрытый замерзшей кровью.

Гэвин остановился так, чтобы можно было видеть лицо мертвеца. Рот того был широко открыт, как и глаза, покрытые коркой льда; глазные яблоки казались двумя мраморными шарами на дне стакана воды, верхняя губа его была оскалена, открывая зубы, похожие на растрескавшиеся и неровные сталактиты.

— Боже мой, — проговорил Каррузерс.

— Как это могло произойти? — спросила Амелия. — Что могло сделать это?

— Давайте обдумаем позже, — заявил Гэвин. — Сейчас надо придумать, как поднять наверх всех остальных.

Гэвин отпер шкафы, осмотрел содержимое и наконец нашел толстый моток веревки.

— Сойдет для начала, — заявил он.

Они втянули наверх всех остальных. На это дело ушло некоторое время, дольше всех пришлось повозиться со старой Герцогиней, однако они сумели поднять ее на борт, впрочем, с легким ущербом для ее лодыжки и дыхания. Она пыхтела, вдыхая и выдыхая холодный воздух, словно кузнечные мехи. После того как все оказались на борту корабля, они сняли со штурвала мертвое тело, опустили его на палубу и спустили за борт с противоположной стороны судна. Неприятно обращаться подобным образом с останками того, кто прежде был человеком, однако Гэвин и все остальные ничего не могли с этим поделать. Оставить мертвеца на месте было бы невозможно.

Тело его, превратившееся в подобие камня, с легким скрежетом съехало вниз с откоса — как мальчишка с ледяной горки. Оказавшись внизу, оно скользнуло по льду подальше от корабля и, наконец, остановилось, напоминая греющегося на солнце тюленя. Гэвин сказал, что потом попытается довезти тело до моря, что казалось более уместным, чем просто оставлять его на холодном льду, прекрасно понимая при этом, как и все остальные, что пытается обмануть себя самого. Как и его собратья по несчастью, он знал, что жить им осталось считаные часы. Сырая одежда на них уже превратилась в ледяную корку.

Возле камбуза они обнаружили выбитую из рамы дверь, развалившуюся на несколько частей. Невдалеке от нее лежал труп еще одного моряка, в голове которого зияла большая дыра; вокруг раны намерзла кровь, превращая голову в подобие огромного спелого помидора, который начали есть ложкой. Револьвер, положивший конец его жизни, по-прежнему оставался зажатым в правой руке. Рытвина в голове, безусловно, была произведена после того, как этот человек застрелился, но кто сделал ее и зачем?

Этому трупу также предстояло отправиться за борт обледеневшего корабля, однако стало настолько холодно, что один из них, невысокий мужчина, которого, как они узнали потом, звали Сирил, попытался выдернуть пистолет из