За порогом стоял Меченый – всего-то в нескольких шагах. Агата, не теряя ни мига, натянула тетиву и выпустила в него стрелу, целясь в самое сердце. Агата с детства была хорошо обучена стрелять и знала, что стрела придет туда, куда нужно. Стрела и впрямь вошла Меченому в сердце – если у него вообще имелось таковое, – но это не возымело особого эффекта: он только чуть поморщился и вырвал оперенное древко из своей груди так же просто, как вынимают занозу.

Агата подхватила на руки малыша, парализованного ужасом, и со всех ног бросилась прочь из дома – по темной улице, дальше вверх по склону, а снизу доносились ужасные крики, лязг металла о металл и звуки выстрелов. Похоже, на место происшествия прибыла наконец полиция – но на их острове полисов было всего ничего, и их несчастные стрелялки могли противостоять Меченым не сильно-то лучше Агатиных охотничьих стрел.

Город был окружен каменной стеной, за которой простирался небольшой луг, а за ним – лес. Агата бежала, крепко прижимая сына к груди, но на границе леса опустила его на землю. Заглянула в его большие голубые глаза, поцеловала в щеку и в последний раз обняла, вдыхая аромат его кожи.

– А теперь послушай меня, малыш, – сказала она, сдерживая слезы. – Будь послушным мальчиком, делай точно, как я скажу. Беги через лес по тропке к деревне тети Ребекки и оставайся у нее, ты же помнишь дорогу? Вот молодец. Скажи тете, что это я тебя послала, что тебе обязательно нужно было бежать. Она за тобой присмотрит.

– Мама! Я так не хочу! Я хочу с тобой!

В ствол ближайшего дерева вонзилась стрела.

– Я скоро тебя догоню, – сказала мать, ероша его светлые волосы. – Обещаю. А теперь давай, маленький. Беги! Быстро!

– Мама!

Агата оттолкнула малыша в сторону леса, сердце ее раскалывалось от боли.

Яркие глаза малыша последний раз блеснули слезами из-под тени деревьев, после чего он послушно развернулся и побежал.

Рядом хрустнул сучок.

Агата дернулась – и обнаружила себя лицом к лицу с Меченым.

Спустя несколько минут, когда и она получила свою метку, Агата уже не была Агатой.

Она вообще никем больше не была. У нее не было ни прошлого, ни родных. У нее осталась только Вечноночь – единственное, что заполняло ее разум. И она была готова отдать свою жизнь в защиту этой своей единственной ценности.

Беловраны

Жар огневиски обжег горло Лары, приводя ее в сознание. Она закашлялась, отплевываясь, и резко пробудилась, вскинула руку, чтобы вытереть брызги виски со рта и подбородка. Алкоголь пошел через нос, так что жгло всю носоглотку.

– Тише, тише, – произнес женский голос. – Спокойно, детка.

Над Ларой склонялись два лица, две пары глаз смотрели на нее с состраданием. Первое лицо принадлежало седому мужчине с рублеными чертами, второе – женщине, румяной, словно яблочко, одетой в вязаное платье, собранное из разноцветных квадратов. Лара однажды уже встречалась с этой женщиной – и вспомнила ее по запаху ее дома, смешанному аромату бумаги, пыли и кожаных переплетов. Она села – и обнаружила, что находится в этом самом доме: в книжной лавке, куда ее недавно привел медальон. В лавке, полной шепчущих книг.

На Лару волной накатили воспоминания обо всем, что с ней только что случилось: Старый Ханс… Птичка… Полисы… Густой дым…

Она попробовала встать на ноги, но твердая рука ее удержала.

– Не стоит, девочка моя, – сказала женщина. – Сейчас ты в безопасном месте. Ты среди друзей.

Рука Лары метнулась к карману куртки – тот оказался пуст. Механическая птичка исчезла! В волнении, граничащем с ужасом, она схватилась рукой за шею и не нащупала цепочки. Медальон тоже пропал! Оттолкнув руку женщины, Лара снова попыталась встать, и на этот раз у нее получилось, хотя все тело ее болело от ударов, от следов ног пробегавших по ней людей.

– Все в порядке, – мягко произнесла женщина. – Здесь тебя полиция не найдет.

– Мои вещи. – Лара, задыхаясь, прижала руку к шее, лишенной цепочки. – Они забрали мои вещи!

– Никто ничего не забрал. – Женщина отошла к прилавку и вернулась, неся в руке медальон и птичку. Лара выхватила у нее медальон, надела его – и тут же почувствовала себя лучше. Птичка тем временем оставалась неподвижной. Она лежала в ладони женщины, как мертвая… или как спящая, пока Лара не протянула руку и не коснулась ее. Тогда птичка мигом ожила, и ее сапфировые глаза засияли.

Мужчина и женщина обменялись изумленными взглядами.

– Как тебя зовут, девочка? – спросил седой.

– Лара.

– Будем знакомы, Лара. Я – Магнус Беловран, а это моя жена Берни.

– Это вы меня спасли? Но почему?

– Потому что иначе тебя, скорее всего, отправили бы на виселицу, – ответила Берни. – Как мы могли такое допустить – чтобы невинную девочку повесили эти негодяи?

– Но кому придет в голову спасать… того, кого подозревают в ведовстве? Разве что… разве что вы сами – ведьмины! Ох, мне нельзя здесь оставаться, у меня и так довольно проблем!

Женщина – да, ее зовут Берни – вытащила из кармана платья толстую сигару, закурила ее и выпустила толстый клуб дыма.

– Буду очень благодарна, если в нашем обществе ты перестанешь употреблять такие слова, как «ведьмы» и «ведьмины». Этот уничижительный термин изобрели Белые ведуны после того, как они откололись от нашего народа и сбежали в Серебряное Королевство. – Она выпустила еще одно облачко дыма, вынула изо рта сигару и указала ей на Лару, как указкой. – Я прожила на свете достаточно долго, милочка. Повидала не так уж мало. Но за все эти годы я ни разу не видела ведуньи, которая даже не знала бы, что она ведунья.

– Вы обо мне? – Лара невольно прижала руку к груди. Птичка взлетела ей на плечо, потом пересела на другое, дружелюбно пощипывая ее за кончики черных волос. – Но я же никакая не ведь… не ведунья! Я просто уличная девчонка, я ничего об этом не знаю!

– Пф! А я кто, по-твоему, в таком случае – фея-крестная? Нет уж, милочка, просто поверь мне – ты чистокровная ведунья. Послушай… ты ведь слышишь это в воздухе? Хрустальный звук, похожий на пение звезд, на перезвон стеклянных колокольчиков? Это и есть голос магии.

Лара вслушалась – и