Случилось так, что в доме, куда юного фата пригласили на бал, не было ни конюшни, ни дровяного сарая, способных дать приют для подобной операции. Оказавшись в сильном затруднение, Пьер некоторое время крутился по улице. Затем всё же устроился на каменной тумбе у края мостовой, поставив на землю свою нарядную обувь. Пока он стягивал сапог и примерял правую туфлю, мерзавец лакей, крутившийся поблизости, схватил вторую и радостно хохоча побежал к дому. Школяр бросился за ним, но настиг только у дверей парадной залы, куда шутник хотел заманить его, чтобы заставить посмеяться окружающих. Вырвав обувку, юноша переоделся под лестницей. Но, было поздно, репутация его была подмочена. Все симпатичные партнёрши для танцев не удостоили его даже взглядом.

Рассказ Пьера, был познавательным, но время поджимало. Решили устроиться в предместьях, а уже утром провести разведку боем, то есть посетить центр города.

Городские ворота представляли собой печальное зрелище. Подъёмный мост уже давно стал стационарным, напоминая о своём былом величие, только обрывками толстых цепей. Проезд загораживали передвижные лавки, то есть примитивные столы-помосты на которых торговцы разложили свой нехитрый товар. Мясники, торговцы зеленью и дичью, продавцы бэушной обуви и поношенной одежды — все стремились продать свой товар раньше, окопавшихся на площадях и городских рынках конкурентов. По обе стороны моста притулились деревянные кабинки, будочки, галерейки, где укрылись акцизные служащие, при поддержке стражников городского ополчения. Так просто в город для иностранцев и торговцев въехать было нельзя. Нужно было предъявить какой-нибудь документ, удостоверяющий личность, а торговцам заплатить пошлину за ввозимый в город товар.

Мой герб и четыре всадника в цветах дома Сен-Пьер, позволили миновать ворота без проверки. Ещё бы, там с краю были пририсованы королевские лилии! Как потомок Бурбонов, я имел на это право. Дальнейший наш путь напоминал пробег мелкого жука по муравейнику. Тесно, шумно, некомфортно. Толпы потных сосредоточенных и растерянных людей сновали туда-сюда по узким улочкам. Толкаясь и препираясь друг с другом. Сквозь них, как ледокол во льдах натужно продвигались всадники, раздвигая грудью лошадей или мулов разгорячённую толпу. Заметил, что даже надменные дворяне не заставляли своих слуг применять плети, разгоняя толпу преимущественно при помощи голоса. Ибо, в такой толчее получить в ногу или задницу тычок ножом было проще простого. Вокруг было полно непонятных вооружённых личностей. В Париж стекались тысячи и тысячи дезертиров, наёмников и просто обедневших до крайности мелких дворянчиков. В надежде продать свои шпаги, они целыми днями фланировали по городу, стараясь любыми способами добыть себе на пропитание.

Улочки и проулки были плохо выровнены по горизонтали, то поднимаясь вверх, то опускаясь вниз, они напоминали весёлые горки на аттракционах будущего. Дома, попеременно, то каменные, то деревянные, впадали в другую крайность. Многие были перекошенные, словно в подражание Пизанской башне. Застройщики, ввиду низкой квалификации, честно давали новостройкам гарантию в десять лет, не больше. Может парижане привыкли, но жить в таком падающем доме, лично мне было бы попросту страшно. Некоторый опирались на подпорки из ошкуренных стволов деревьев. Это давало возможность нижним этажам пристраивать к дверям и окнам небольшие мансарды или балкончики. Такими же неказистыми пристройками грешили крыши, усеянные многочисленными каминными трубами. Типичные парижские дома, высотой, обычно, в четыре этажа, имели в ширину примерно пять метров, а в длину варьировались от шести до двенадцати.

Войти в дом можно было через парадный вход, напоминающий миниатюрные ворота, либо через небольшие калиточки. Часто последние вели в проходные тесные лавчонки, которые, впрочем, могли занимать и весь первый этаж. Многочисленные окна, украшавшие доходные дома с обеих сторон давали мало света, которому просто не удавалось пробиться сквозь соседние здания. Даже в богатых кварталах, где второстепенные улочки достигали полутора метров, они напоминали узкое горное ущелье с маленьким клочком синего неба далеко вверху. Парижу катастрофически не хватало воздуха и света. Нет, площади были, и даже сады для прогулок знати и горожан, но для большого города их явно не хватало. Лёгкие столицы французского королевства задыхались от нехватки кислорода. Тем не менее город рос, население выплеснулось за его стены, утратившие оборонительную функцию, превысив триста тысяч человек. Каждый, пятидесятый француз был парижанином.

Но, всё когда-нибудь заканчивается. Так и мы, наконец-то. добрались до Ратуши, где смогли решить свои проблемы. Деньги ускорили дело. Ушлый стряпчий не только составил договор аренды и нашёл свидетелей. Он лично вызвался показать нам все сдаваемые дома. Мы выбрали один, из трёх этажей, недалеко от особняков Рамбуйе и Шеврезов. Заинтересовало то, что спереди был небольшой дворик, а позади собственный сад. Окна задней стены смотрели на Сену. Ту ещё помойку, с берегами, заваленными мусором, но простору для циркуляции воздуха больше. Хотя, что жаловаться, в Лувре у самого короля были такие же проблемы.

Удивил уровень бюрократизации французской столицы. Нотариусы здесь были птицы высокого полёта. Без бумажки ты букашка — это точно о средневековом Париже. Жильё без договора аренды не снять, жениться без брачного контракта нельзя, будь ты хоть землекоп или герцог королевской крови. Дарственные расписки, доверенности, завещания — работы для крючкотворов было непочатый край. Юноша, положивший глаз на девицу, заключал договор у нотариуса, где записывалось его обещание сочетаться после ухаживаний законным браком. И если, он не мог исполнить обещанное (родители не одобрили его выбор), то ему грозило судебное разбирательство и крупный денежный штраф. Однажды подрались две торговки на рынке. Не придумав ничего лучшего, они обратились в суд, ища форму для примирения. Тем запретили браниться, прописав в случае рецидива штрафные санкции.

Дом осмотрели ещё раз, к нему прилагался (за отдельную плату) повар, служанка и привратник. Небольшую конюшню, примыкающую к первому этажу, обслуживал старый, весь скрюченный от застарелого радикулита конюх. Последнему, в виду возраста не куда было деваться, он работал за ношенную одежду и еду.

На первом этаже дома размещались кухня и зал, на втором целых четыре спальни, на третьем, непосредственно под чердаком, — маленькая кладовка и чулан. Две спальни были украшены восемью фламандскими гобеленами, с изображениями животных и полей, третья — пятью драпировками из неизвестной ткани, четвертая была просто выбелена клеевой краской. На стенах висело несколько картин на евангельские сюжеты, вряд ли представляющих художественную ценность. Небольшие дешёвые мутные зеркала дополняли обстановку. На полу лежали потрёпанные турецкие ковры, когда-то в молодую пору, бывшие