О, это были уже не смутные прозрения автора «Премудрости Соломона». Можно сказать, что сама евангельская история повторялась на исторической сцене на судебных подмостках. В мучениках своих снова, и притом ярко, наглядно, ощутимо, говорил, умирал и воскресал сам Иисус Христос.

Не один факт евангельской истории, открывшей человечеству вечность, а целую серию многих таких подтверждений и свидетельств представил Бог человечеству. Он очень долго молчал о вечных воздаяниях, даже попускал своим верным рабам не надеяться на них, – и вдруг широким потоком излил это благовестие вечности на весь человеческий род. Пришло время – и Бог совершил определенные дела.

В таком случае и нам пришло время эти дела осмыслить. Почему Бог не говорил прежде своим верным о грядущей вечности? Мы уже ставили этот вопрос и отметили лишь один аспект ответа: чтобы верные Богу научились служить Ему беззаветно, не пытаясь себе зарабатывать рай.

Второй аспект показало пришествие Христа и Его споры с раввинами. Верующий в вечные воздаяния непременно будет искушаться на то, чтобы самому предвосхитить Божий суд, чтобы вечные блага в своем уме отделить неким избранным, а избранных этих назначить по своим понятиям. Именно фарисеи, веруя в вечность, показали, как они проводят такое деление человеческого рода, – за что и обличены были нашим Господом.

Теперь, раб Божий, вроде бы духовно подросший на этих уроках евангельских фарисеев, имеет полную возможность сам избежать таких ошибок, и теперь надежда благ вечных уже может не принести ему того вреда, которого без помощи и примера Иисуса Христа он избежать бы просто не смог.

Ну, а главное, конечно, в том, что христианское убеждение здесь оправдалось реально. А именно, что вечность человеку открывает именно воскресение Иисуса Христа, Его искупительный подвиг. Ключ от затворов вечности был именно у Него. Он пришел, повернул ключ – и хотя бы для кого-то, для значительной части людей, верующих в Него, грядущая вечность, впервые в человеческой истории засияла радостью.

А кто не веровал в Него, тот умирал по-прежнему.

Приведем пример. В книге Иосифа Флавия «Иудейская война» с неприкрытым сочувствием описана кончина еврейских повстанцев в крепости Масада, которые по призыву своего вождя Елиазара убили своими руками своих жен, детей, а потом и самих себя, чтобы только не сдаться римлянам, когда их положение стало безнадежным. Всего во взаимном самоубийстве тогда полегло 960 человек. Но важно то, что Иосиф приводит очень пространную увещательную речь Елиазара к этому самоубийству. В ней этот воин признает справедливость гнева Божьего на евреев и говорит нечто о том, что умереть будет лучше, чем жить. Говорит о бессмертии души, о том, что освобожденная от тела душа перестанет страдать с телом, что ей будет от этого легче и даже так: «тогда души имеют общение с Богом, которому сродственны». И тут же приводит в пример индусов, считающих смерть избавлением от страданий («Война», кн. 7, гл. 8, 7). Одним словом, перед нами решительно не библейские аргументы, во многом сходные с эллинскими. Отчасти речь может быть придумана самим Иосифом ради нахождения здесь религиозно-культурных мостов с грекоримским читателем. Отчасти и сам Елиазар также мог испытать подобное же культурное влияние. Но не это сейчас важно. Важно то, что для ожидающих скорой смерти людей приводится в качестве аргумента лишь некое освобождение от страданий этой, временной жизни – и по сути, больше ничего. Ничего из того светлого, что ожидали христиане тех же времен от своей приближающейся кончины. А ведь эти повстанцы были люди фарисейской традиции. Для них со смертью вроде бы ничего не кончалось. Но и светлого тоже ничего особо не просматривалось.

И это все не считая того соображения, что вряд ли христианин может для себя одобрить такой путь, как своими руками перебить всю свою семью, а затем убить и себя. Ничего подобного мы не видим в истории христианских мучеников. Нам, конечно, следует еще раз подумать и оценить тот дар, который открылся верующим в Иисуса Христа через Его смерть и воскресение.

Конечно, со временем и христианское мученичество находило и свои извращенные формы, типа самоубийства и коллективного самоубийства, почти как тогда в Масаде. Но извращение любого действия или доброго дела невольно свидетельствует, что было и то, что извращали. Было нечто высокое и светлое, что подверглось извращению, но имело само в себе иной, высокий и радостный смысл.

Для человека надежда благ вечных отложена Божиим Промыслом до определенных времен. На короткое время эта надежда приоткрыта пророчеством, чтобы очень вскоре реализоваться в пришествие Иисуса Христа, прямо заявившего о своей власти над смертью (см. Ин. 5, 21; 5, 25; 6, 44 и др.).

Здесь наконец реально и сильно положено основание надежды человека на блага будущего века, причем так, чтобы избежать тех духовных опасностей, которые эту надежду неизбежно сопровождают.

Константинова эпоха

Среди противников христианства принято считать императора Константина едва ли не самым зловещим персонажем христианской истории. Помимо известных трагических событий (и грехов?) императора в отношении членов своей семьи (а это совершенно обычные, увы, для любого монарха искушения), главным образом, ставится в вину Константину сам факт приведения церкви в государственное состояние. Это состояние, как принято считать, оказалось самым губительным для христианских нравов и церковных обычаев. Церковь в своем новом государственном положении оказалась как бы вавилонской блудницей, потеряла свободу, подчинилась властям светским. Причем все эти власти (без утруждения себя доказательствами) противники империи априорно считают языческими или безбожными. Представить себе какого-либо царя или князя искренним христианином они не могут. Стало быть, родоначальник христианских императоров становится самым лютейшим исчадием ада – в представлении таких современных противников исторической церкви.

Такая точка зрения широко распространена в неопро-тестантской среде, а также между внеконфессиональны-ми христианами и прямыми противниками христианской веры и церкви. При этом мы не утрируем здесь «градус негатива». Десятки собеседников, встречавшиеся нам лично и виртуально, свою неприязнь к Константину и государственной церкви ощущают именно на уровне ненависти, никак не меньше.

Такая оценка не выдерживает критики с трех сторон:

– во-первых, с исторической,

– во-вторых, с точки зрения Провидения,

– в-третьих, с библейской точки зрения.

Хотя при этом, конечно, нужно признать, что определенные доводы за себя неприязнь к государственной церкви все же имеет. Действительно, государственное положение церкви несет для нее совершенно определенные, даже неизбежные искушения нравственного характера. Тем не менее, если иметь их в виду, помнить о них, то они в принципе преодолимы. Пока же мы постараемся рассмотреть подробнее аргументы в защиту лично Константина и связанной с ним христианской