И Олливан понял. Покалывание на его шее. Стеснение в животе.

Это было не просто напряжение. Это было волшебство.

Слева от него образовалась ярко-оранжевая вспышка. Олливан не стал ждать и смотреть, что это за заклинание. Он отпрыгнул с его пути назад и, оступившись, покатился кувырком вниз по ступенькам.

Он летел вниз слишком быстро, чтобы полностью увернуться от пролетающих мимо пылающих железных шипов, и они зацепили его с одного бока и, прорвав слои одежды, вонзились в плоть.

Мир закружился вокруг, огонь поглотил его, и все, что Олливан мог сделать, это приготовиться к удару о землю.

Глава 14

Джаспер был мертв.

Он упал лицом на землю. Руки вытянуты по швам, одна нога перекосилась, щека разбилась о кирпичи, которыми был выложен пол беседки. Он выглядел несколько комично.

– Джаспер?

Это был всего лишь шепот; ее настоящий голос застрял в горле.

Кассия медленно пересекла беседку – выжидая мгновения, прежде чем подтвердить то, что уже знала, – и опустилась на колени рядом с ним. Было не так-то просто определить, где у него находится пульс, когда голова наклонена под таким углом. Она пару раз неуклюже ткнула пальцем в плоть у него под подбородком, но ничего не нашла.

К своему стыду она обнаружила, что следующим побуждением было выключить лампу, висевшую над ними, и погрузить все во тьму, а затем отступить; выйти из беседки в тень живой изгороди, где она оказалась почти невидима. Там Кассия начала глотать воздух, чтобы не отставать от бешено колотящегося сердца, и попыталась придумать, что делать.

Кассия никогда раньше никого не убивала, что было необычно для человека, столь близкого к правящей элите Лондона. Особенно к Джупитусу Фиску, для которого насилие являлось основой лидерства. Она всегда считала, что рано или поздно это произойдет, но представляла себе все по-другому. Во-первых, что это произойдет только после того, как она овладеет своей магией. Во-вторых, что это случится во имя защиты чего-то стоящего, например ее народа или собственной жизни. И в-третьих, что это будет не чародей.

Было ли лучше или хуже то, что это оказался не дружинник конкурирующей фракции, или потенциальный убийца, пришедший за ее дедушкой, или кто-то из важных персон Харта? Убийство кого-то из ее собственного народа не нарушало Принципов; каждая фракция решала этот вопрос по-своему. Способом Джупитуса была казнь. Если бы он проявил снисходительность в том, что она его внучка, возможно, ее бы лишь изгнали.

Но разве это плохо?

Эта мысль удивила ее. Подтекст был настолько мрачным, что у нее защипало в глазах. Неужели все так ужасно, что она лишь пожмет плечами, когда ее отправят в Иной мир? Ей не пришлось бы прилагать много усилий, чтобы найти свое место в Ином Лондоне. Она бы забыла о магии и нашла то, в чем действительно была хороша. Возможно, что-то связанное с растениями. Кассия хотела бы что-то выращивать. Или, возможно, причина, по которой ее тянуло в изгнание, заключалась в том, что она хотела доказать, что может сделать то, в чем Олливан потерпел неудачу.

Олливан.

Брат не выдал бы ее дружинникам. Не из любви или верности, а из-за всеобъемлющего неуважения к власти их деда. И вряд ли бы его волновало, что она прикончила именно Джаспера, учитывая то, как Олливан говорил о нем за ужином.

Это было рискованно. В конце концов, она сдала бы его, не задумываясь ни на секунду. Но она сомневалась, что Олливан думал о ком-то, кроме себя, настолько, чтобы враждебность Кассии была взаимной. Брат едва ли задумывался о ее существовании.

Это должно было вот-вот измениться.

Все слуги уже легли спать, поэтому она незамеченной проскользнула через кухню и бесшумно поднялась по лестнице. В комнате Олливана все еще горел свет, и Кассия не постучала. Быть пойманной за тем, что она добровольно общалась с ним, было бы так же отвратительно, как и тело, которое она оставила в саду.

Разбитое зеркало было первым, что привлекло ее внимание. Вероятно, он разбил его в одном из приступов ярости, когда вернулся домой с ужина их дедушки. То, что он не починил его – такое заклинание было вполне в пределах его возможностей, – было первым доказательством того, что Олливан все еще не успокоился.

Второе заключалась в том, что он не приветствовал ее, когда она вошла без стука. Он подвинул кресло с высокой спинкой лицом к окну и сидел, уныло свесив руку с бортика и поставив ногу на подоконник.

– Олливан, – прошептала она, осторожно закрывая дверь.

Кассия поняла, что все еще тяжело дышит, только когда пересекла комнату, чтобы встать у окна, и подумала, как она, должно быть, выглядит. Бледная, с широко раскрытыми глазами. Совсем не так, как выглядел Джаспер, когда появился в саду.

– Олливан, – повторила она.

И все же он не шелохнулся. Хмурый взгляд, который он бросал на весь мир, даже не дрогнул. Как типично. Девятнадцать лет, а все еще закатывает истерики, как пятилетний ребенок.

– Олливан, Джаспер мертв.

Она не могла винить его за просчет и хотела защитить. Было не так много вещей, которыми было бы можно привлечь его внимание в таком настроении. Откуда ему было знать, что она ворвется сюда глубокой ночью и объявит об убийстве? Это было единственное событие, которое могло застать его врасплох.

Ибо Олливан вообще никак не отреагировал на новость, доказывая, что это был не Олливан, а наваждение, призванное скрыть тот факт, что его не было в своей комнате, несмотря на комендантский час.

Действительно, неуважение к власти их деда. А ведь Кассия и правда поверила, что на этот раз он был достаточно предупрежден.

– Звезды тебя подери, Олливан.

Она прижалась головой к окну и попыталась подумать. Мысли о теле в саду заполняли ее сознание так же, как если бы кто-то стоял рядом и говорил ей об этом. Но здесь, вдали от него, все случившееся казалось слишком невозможным, чтобы быть реальным. Как это произошло? Как она могла настолько потерять контроль над своей магией, что оказалась способна сделать что-то подобное против собственной воли? Она никогда даже не читала о том, чтобы сила человека выходила из-под контроля, не говоря уже о том, что с этим делать.

Кассия повернулась к комнате. Книги Олливана. У него их были тысячи, по всем видам магии. Они занимали большую часть комнаты на десятках полок; полок,