Под осиной стояли трое здоровых мужчин: один в шляпе, другой в очках, а третий без всего. Первый вы­тащил из кармана бинокль и осмотрел Веселый.

— В шахматном, — тихо сказала шляпа.

— Пожалуй, в шахматном, — согласились очки.

— Конечно, в шахматном, — буркнул, который без всего.

Они повернулись и осторожно скрылись в кустах.

Когда вечерние тени исполосовали улицы Весело­го, Нетудысбродько сидел возле склада, зажав между ног винтовку никому не известной системы. Года два назад он двинул прикладом свинью, и с тех пор за­твор не вытаскивался.

Перед ним на ящиках расположились плотник Са­вельич и местный тунеядец Жора, который засовывал в дуло горелые спички.

— А в шляпе вытягивает из кармана фотоаппарат особого вида, в сельпе таких нету, и наводит на Весе­лый. Гляжу, у второго из-под пинжака торчит двух­дульный автомат. А поглядел на третьего — так в пят­ках защипало...

Нетудысбродько вспомнил карикатуру в газете, на­гнулся к собеседникам и приглушенно сказал:

— Висить у третьего на заду на манер фляжки не­большая бонба, а на ней стоить буква «А». Смекаете?

Жора хмыкнул, явно смекая. Савельича же опи­сание шпионов не удивило. Он вообще всех иностран­цев представлял в водолазных костюмах.

— А чегой-то буква «А»? — спросил он.

— Водородная, значит, — объяснил Жора и слад­ко зевнул.

— Стали они промеж себя балакать, — продолжал Нетудысбродько. — Говорят по-нашему, а ничего не понять. Намеками, значит...

— Шифром, — вставил Жора.

— Каким тебе шифером! Шифер вон, — Нетудысбродько ткнул пальцем в стену склада, которая раз­валилась, обнажив горы шифера, мешки цемента и штабеля досок.

— Пропадает матерьяльчик, — вздохнул Савельич.

— Вот и решил я поехать к пограничникам, вы­звать овчарку.

— Эк загнул, — усмехнулся Жора, — до погранич­ников тыщи две километров, и все лесом.

— Зазря ты шпиенов сам не споймал, — сказал Са­вельич,— премию бы получил.

Нетудысбродько обидчиво выдернул у Жоры вин­товку, вытряхнул из дула спички и достал из лопухов тюфяк.

— Бывайте, мне пора на караул.

В штабеле досок была выбрана ниша, устланная пустыми бутылками. Нетудысбродько бросил туда тюфяк, засунул винтовку промеж горбылей и полез на караул.

На следующее утро плотник Савельич проснулся рано от смутного предчувствия. Он вышел во двор, сходил за поленницу, пнул пустое ведро, выругался в адрес кочета и выглянул на улицу.

Прямо на колее стоял небольшой, вроде посылоч­ного, ящичек с забитой крышкой. Савельич оглядел улицу и, пригибая коленки, как ходил по только что вымытому полу, подбежал к находке. Ящичек грузно прилип к ладоням. Так же, на носочках, он вернулся в дом и топориком оторвал фанерную крышку...

В ящичке, одна к одной, стояло шесть пол-литро­вых бутылок. Они были наполнены прозрачной жидкостью с чуть заметным лимонным оттенком. На гор­лышках торчали бугры сургуча. «Какая-нибудь хи­мия», — предположил издалека Савельич и соскреб сургуч.

Крепкий, втайне ожидаемый запах пополз из гор­лышка. «Политура», — все-таки решил он, чтобы по­том не разочаровываться, и налил полстакана.

— Ядохимикат, — сказал он вслух, залпом выпил, сжевал перышко лука и стал ждать действия жидко­сти на организм.

Она сразу поползла в голову.

— А может, не ядохимикат, — решил Савельич и допил жидкость, уже не закусывая.

Остальные бутылки спрятал в подпол. Затем на­брал в ноги силы и вышел на улицу —ему хотелось немедленно увидеть Нетудысбродько. Он зашагал по нетвердой улице, высказывая мысли вслух, которые ранее были придавлены трезвостью:

— Все пропью, а топор не пропью. А почему? По­тому. Топор есть струмент. Без струмента я уже не верховное существо, а тунеядец, как Жора. Вот на­пился ядохимикатов, а мой топор на месте, потому плотник без топора что пес без хвоста...

— Эй, Савельич, зайди-ка, — услышал он крик из штаба дружины.

В такую рань Федька Сивоклоков сидел за столом с каким-то новеньким дружинником. В уголке сгор­билась тетка Валентина, промышлявшая продажей семечек.

Уже накачался? — спросил Федька и так долго смотрел на Савельича черными модными очками, что тот два раза успел пошатнуться и один раз устоять. — Будешь понятым.

— Это мы могем, — согласился Савельич и сел на урну.

Сивоклоков нагнулся под стол и вытащил посылоч­ный ящик, в котором было шесть бутылок с лимонной жидкостью.

От неожиданности и восхищения Савельич опроки­нулся вместе с урной на тетку Валентину. Получа­лось, что, пока он шел до штаба, дружинники обша­рили его подпол и добыли вещественные доказатель­ства.

Но все шесть бутылок были полны, и он успокоил­ся — этот ящик не его.

— А что, Савельич, — спросил Сивоклоков, — по­мещается на первый взгляд в этих емкостях?

— На первый — ядохимикаты.

— Какие ядохимикаты? — насторожился Федька.

— Так то на первый, а на второй оно похоже на спиртной напиток самогонного производства, — и Са­вельич трехступенчато икнул, как никто не умел в по­селке.

— А с самогоном и его варением мы боремся,— Федька строго посмотрел на Савельича.

— Оно и правильно, казенка будет вкуснее,— вежливо поддакнул Савельич.

— А посему, — Федька встал и посмотрел на вто­рого дружинника, который с безразличным видом сра­зу вышел из штаба. — А посему, — опять сказал Федь­ка,— мы, нижеподписавшиеся, составили настоящий акт в том, что сего числа уничтожили шесть бутылок самогона желтого цвета путем вылития за окно на почвенный грунт.

Федька кончил читать и сурово посмотрел на по­нятых.

— Здоров протоколы шкрябать, кость ему в гор­ло, — восхитился Савельич.

— Что ж, — вздохнула тетка Валентина, — обра­зованных нынче что семечек в мешке.

Федька взял бутылку, подошел к окну, которое вы­ходило во двор, высунулся и стал выливать самогон. Струя жидкости ударила в металлическое дно, как первая струя молока в подойник. Федька оглянулся на понятых и включил транзистор. Остальные бутыл­ки он выливал под крикливую песенку о любви.

Понятые подписали акт.

— Вы свободны, — сказал Сивоклоков.

Савельич с непривычки потоптался. Его впервые не задерживали. Чтобы сделать Федьке приятное, он придвинулся к нему и свистящим хрипом, который за­менял шепот, сказал:

— Самогончик что надо, пейте на здоровьечко.

И когда Федька воззрился на него мраком очков, Савельич от греха подальше вышел из штаба по од­ной половице.

Он брел по поселку и думал, что сегодня улицы не такие и везде чувствуется подспудная суетливость. Са­вельич отнес ее на счет выпитого им самогона. Когда