ночи от полязгивания собственных зубов. По ощущениям, температура опустилась заметно ниже десяти градусов и если бы не сильный жар от горящих бревен «обогревающего костра», то мы бы уже околели. Было бы заметно теплей, если бы мы лежали не перпендикулярно, а вдоль «обогревающего костра», то в этом случае согревалось бы все тело, а не только верхняя его половина. Но бревна были длиной не более пары метров, а нас под нашим навесом было четверо и еще четверо лежали с противоположной стороны под соседним навесом, поэтому как-то по-другому улечься было невозможно.

В обязанности того, кто спал ближе к «малому», растапливающему костру входило добрасывание в него сучьев, а этим кто-то являлся вскоре проснувшийся Тороп, ну и естественно его визави на противоположном фланге чередовался с моим брательником. Провалился в сон лишь когда удалось поджать ноги чуть ли не к подбородку, при этом мысленно матеря себя за то, что не попробовал изготовить войлок, например, ту же войлочную палатку, в которой было бы ночевать куда как комфортнее.

Наша небольшая кампания, помимо меня состоящая из Градислава, Берислава, Ладислава-Торопа, Добрилы и Станилы восседала на поваленном бревне у разведенного костра и уплетала кашу из одного горшка. Мой двоюродный брат по сестре отца Станила, которому тринадцать исполнится только в этом году, что, напомню, в прошлом году, после той примечательной стычки в лесу с галиндами, был досрочно вместе с одногодком Добрилой произведен в полноценные ратники и вдвоем переехавшие тогда заодно со мной и Ладиславом в Дружинный дом. А прошлогодние обитатели Дружинного дома из числа старших возрастов — Здеб, Крук, Свят, Спытек, которым в этом году уже исполнилось или еще исполнится пятнадцать лет, покинули в прошлом году по осени, после сбора урожая и свадеб Общинный дом и теперь жили самостоятельно. Из их числа в нынешнем походе участвовали все, кроме поранившегося на охоте Свята. Да, был еще и шестнадцатилетний Гудь, все еще проживающий в общинно-дружинном доме, и сейчас намеривающийся захватить какую-нибудь полонянку и наконец-то жениться.

Не успели мы все съесть, как к нам на огонек неожиданно завернул вождь. Шумно прочистив от соплей нос, вроде как нас приветствуя, он примостился на свободное место.

Гремислав задумчиво посмотрел на меня, забрасывая назад падавшие на глаза длинные волосы, потом произнес:

— Уже сегодня во второй половине дня мы выйдем к первому поселению галиндов. Ты по-прежнему уверен в своих огненных водах? В пути они не протухли?

— Сам, вождь, знаешь, что нет. С огненной водой все в порядке. Каждый вечер с ее помощью разжигаем костры.

— Ну, что же, хорошо, если так. — И чуть подумав, он добавил. — За нами с позавчерашнего дня следят, а потому могут успеть собрать в своем селении много воинов с округи и устроить нам теплый прием. Брать на приступ в таком случае хорошо укрепленное селение может вылиться нам горами покойников …

Берислав тихо ругнулся матом. Мне же было понятно, что такой относительно крупный как наш военный отряд, да не засечь заранее в лесу, наполненном все гуще вражескими охотниками по мере приближения к их территории, просто невозможно. И теперь спрашивается зачем мы все это время тихорились, да по лесу перли, ведь можно было выбирать и открытые участки местности, которых хватало, особенно вдоль рек. Если только из-за возможности пробавляться по пути охотой? Ну и второе, заметили нас все же по времени намного позже, чем если бы мы шуровали по открытой местности, соответственно и время возможной ответной организованной реакции у противника порядком уменьшилось.

— Не беспокойся вождь, их частокол мы спалим, и затушить негасимый огонь у них вряд ли получится. К тому же, атаковать можно сразу с нескольких направлений. За два дня галинды никак не успеют собрать равную нам ратную силу.

Дядька на мои слова лишь удовлетворенно кивнул головой.

— А ты как, сын, себя чувствуешь? — перед уходом Гремислав обратился к Ладиславу и, не дожидаясь развернутого ответа, отправился в ближайшие кусты отлить.

С обнаженным оружием в руках, прикрывшись щитами, в дымящийся провал частокола вбегали дружинники. Звеня кольчугой, ловко перепрыгнул через обгорелый труп и присоединился к нашим воинам выстраивающимся колоннами.

Между покрытыми дранкой поселковыми постройками беспокойно сновали балты, раздавались истерические крики женщин. К главной постройке стекались вооруженные люди, среди них были и женщины. И еще до того момента, как наше войско втянулось в это селение по нашему строю открыли обстрел из пращей. Камни забарабанили по щитам и шлемам. Гремислав громко рявкнул команду вперед и мы с яростью дикого кабана понеслись на резко струхнувшего и начавшего неуверенно пятиться назад неприятеля.

Полные отчаяния, злости, боли вопли и гремящие звуки боя заглушали все вокруг.

Нахлынувшая волна драговитских ратников смывала под собой балтийских воинов, но и в то же время в результате быстрого продвижения вглубь поселения за нашими спинами оставались не зачищенные от неприятеля дома. Из соседней постройки вылетела стрела пронзив руку одного из наших ратников, вторая вонзилась в щит находящегося рядом со мною Градислава, успевшего вовремя прикрыться.

— Див! Со своим десятком займись этим двором! — прокричал Градислав, своим мечом указывая нам нашу цель.

Отделение, подчиняясь приказу, тут же рассредоточилось вокруг хижины, сарая и хлева с повизгивающими поросятами. Я взвел арбалет и нацелил его на дверной косяк, откуда и был произведен выстрел из лука.

Схватив за плечо Торопа, намылившегося первым нырнуть в низенький дверной проем, я поджег огнивом «гранату» и с силой швырнул ее вовнутрь дома. Послышался характерный треск разбиваемого глиняного сосуда, а следом задымило. Заметив в темном проеме какое-то движение, оттуда вылетела стрела, но не попала в спрятавшегося за сарай ратника, одновременно со стрелой выстрелил в дверной проем из арбалета, скинул его на землю, чтобы не мешался. Более не задерживаясь ни секунды, дабы противник не успел перезарядиться, нырнул внутрь дома и тут же чуть не отгреб от прыгнувшего на меня с ножом парня. Метил он в мой глаз, но мне с трудом удалось увернуться, нож со стуком ударившись в лоб рассек мне кожу над левой бровью, в тот же момент я сделал полшага назад и вдруг почувствовал, что мои ноги спотыкнулись обо что-то живое и вопящее. Заваливаясь на спину, понял, что это были прижавшиеся к полу дети — мальчик и девочка трех и пяти лет, которые истошно кричали. Рухнул об пол с такой силой, что из легких выбило весь воздух. Льющаяся кровь ослепляет левый глаз, а