— Двенадцать человек, — вслух подумал Зубец и невесело усмехнулся. Легче всего на войне желать малой крови. Но ведь обстановка, важность операции по захвату плацдарма требуют гарантии успеха, требуют страховки.

Провал операции — вот что самое страшное. Провал принесет жертвы куда больше, чем потеря двух штурмовых батальонов.

Генерал подошел к окну и настежь распахнул створки, впустив в комнату свежий воздух.

Если бы сейчас кто-нибудь со стороны увидел Зубца, он не узнал бы решительного генерала. У окна, привалившись плечом к низкому косяку, стоял немолодой уже человек с усталыми складками в уголках твердого рта.

Зубец жалел, что сказал Барташову про трибунал. Если до этого дело дойдет, с командира дивизии, допустившего нарушение боевого приказа, спросят не меньше, чем с подполковника.

Петр Михайлович шел по суставчатой траншее, прорезавшей сырой суглинок на берегу реки. За время обороны полк окопался прочно. Траншея была полного профиля, с козырьками и пулеметными гнездами. В стенах темнели входы в укрытия. Там светили цигарками и вяло переговаривались солдаты.

Подполковник вспомнил разговор в штабе дивизии.

Почему генерал сказал, что победителей не судят? Стоило ли это понимать как одобрение броска разведчиков? Или просто командир дивизии хотел подчеркнуть, что снимает с себя ответственность? Мол, если бросок разведчиков окончится удачно, подполковника никто ни в чем не обвинит. А в случае неудачи — трибунал… Сорвут погоны — и в штрафбат замаливать грех, оправдываться кровью…

Из-за реки стал очередями бить крупнокалиберный пулемет. Над головой проурчали мины и кучно рванули где-то в лесу.

Барташов невольно улыбнулся. Глупо пугать трибуналом здесь, где в любую минуту тебе в ноги может шлепнуться мина и освободить от всех земных долгов, от любой ответственности. Штурмовую группу разведчиков он направит за пятнадцать минут до начала артподготовки. За это время она успеет проплыть сотню метров. Если немцы заметят разведчиков, первые две-три минуты их огонь будет малоприцельным. Когда же они пристреляются, на них обрушится массированный удар артподготовки, и под его прикрытием разведчики выберутся на берег. Дальше…

Барташов пожевал горький мундштук папиросы. Что будет дальше, он не знал. Хорошо, если… Он выплюнул потухшую папиросу. «Хорошо, если…» — рассуждает так, словно немцы будут сидеть сложа руки и смотреть, как разведчики начнут орудовать у них перед траншеей.

Петр Михайлович свернул по ходу сообщения и пошел в глубь обороны первого батальона. Из-за поворота вынырнул комбат-один капитан Сиверцев. Подполковник выслушал рапорт и спросил, как выполняется приказ о подготовке подручных средств переправы.

— Готовимся, товарищ подполковник, — не очень определенно ответил Сиверцев.

— Показывай!

Хоть саперы и готовили понтоны и стаскивали в прибрежные кусты надувные лодки, солдаты не очень доверяли уставным средствам переправы. Понтон тихоходен, его за километр видно. Мишень что надо, слепой не промахнется. Резиновая лодка жидка, на воде вертлява и ненадежна. Чиркнет пуля или осколок, и поминай как звали эту посудину…

Барташов только диву давался, сколько подручных средств приволокли солдаты в расположение батальона. Подполковник спотыкался в кустах о самодельные плотики, сколоченные попарно бревна, откуда-то добытые створки ворот. Под ольхой заботливо притрушена была травкой дверь с филенками и бронзовой ручкой. Рядом с ней лежала длинная долбленая колода, из которых в деревнях поят скот и кормят свиней.

Подполковник невольно усмехнулся, представив, как солдат с винтовкой наперевес поплывет на этом корыте через реку.

Комбат перехватил усмешку подполковника и густо покраснел. Ладно, он выяснит, кто приволок в батальон эту свинячью кормушку, и всыплет по завязку. Хоть и подходящая штука для переправы, но надо и батальон уважать. Хохоту на весь полк хватит. Так распишут, что от стыда сгоришь.

За кустами Барташов увидел низкорослого белобрысого солдата, который старательно прикручивал проволокой к железной бочке доску.

Увидев начальство, он вскочил, вытер о шинель руки и испуганно вытаращил глаза.

— Где бочку взяли, товарищ боец? — строго спросил Барташов.

— Тамоньки, товарищ подполковник, — белобрысый неопределенно махнул рукой в сторону бора, где находились тылы полка… — В кювете валялась, вся заржавелая, и бок смят. Ржу я отскребал…

Это было вранье. Из бочки тянуло свежим запахом бензина, следа ржавчины на ее боках подполковник тоже не заметил. Бочку солдат явно увел у какого-нибудь растяпы шофера. Надо бы приказать, чтобы бочку возвратили, но подполковник неожиданно промолчал.

— Как же вы ее к воде доставите? — спросил он, оглядывая громоздкое сооружение.

— Компанией, товарищ командир, — глаза у солдата отошли, оказались смышлеными и проворными. — Втроем сговорились… Я, ефрейтор Ликин да ишо Захарченко к нам пристал. Моя бочка, а ихние доски. Вот приделаю сейчас, а ночью поближе к воде подтащим. Я уже кусток высмотрел. Там осокой закроем.

«Обдумали уже все, черти, — добро усмехнулся Барташов, и у него стало легче на душе. — Вот вам, товарищ генерал-майор, и массовый героизм и теория одиночек. Все вместе, и попробуй разобраться, что тут главней».

— Еще бы одну бочку добыть, — сказал боец. — Тогда бы настоящий дредноут получился… С одной бочкой кособочить будет…

— Действуйте, — сказал подполковник и подумал, что про вторую бочку солдат сказал неспроста. Наверное, его компаньоны уже ушли на добычу и вторую бочку непременно притащат. Кто их теперь посмеет ругать, раз сам командир полка одобрил? Сообразительный народ!

Подполковник похвалил капитана Сиверцева за активную подготовку подручных средств и направился в штаб. Еще оставалось решить, кто возглавит штурмовую группу — капитан Пименов или лейтенант Нищета…

Начальник разведки полка капитан Пименов завернул к артиллерийским наблюдателям.

— Как улов, Борис? — спросил он знакомого лейтенанта, стоявшего у стереотрубы.

— Так, пару карасиков засекли, — ответил артиллерист.

Справа от ветлы фрицы, похоже, траншею укрепили… А дальше пулеметная точка.

— Небогато высмотрели, — усмехнулся капитан, устраиваясь на земляном приступке. — За такую работу могут и с довольствия снять… Две недели здесь торчите, одну паршивую пулеметную точку засекли… Вы акул ищите, да позубастее… Карасиков мои разведчики и без вас вынюхали. С ними мы без «бога войны» управимся.

— Ковыряешь, Павлуша? — откликнулся лейтенант и отошел от трубы. — Орлов, погляди, а я передохну немного… Духота. Пивка бы сейчас холодненького, с пенкой. Стал бы ты, капитан, сейчас пиво пить?

— Нет, — покачал головой Пименов. — Я бы его летчикам променял… Пусть бы гордые соколы меня на один день домой свозили.

— Погреться у жены захотелось? — хохотнул лейтенант.

— Ни хрена ты, Борька, не понимаешь, — отмахнулся Пименов. — Глазеешь в свою трубу до опупения и больше ни хрена не соображаешь.

— Это почему же? — обиделся артиллерист. — Что я, бабы не видывал?

— Разница есть, Борис, между женой и бабой, — сказал Пименов. — Вот женишься и поймешь.