Шрифт:
Закладка:
Не будет никогда у Димасика сестренки…
Маленькой темноволосой девочки, с яркими голубыми глазами, как у…
Торможу себя силой, чуть поджимая губы и не желая даже в вольном своем воображении фантазировать на тему, чьи глаза могли бы быть у моей дочери.
Этого не будет, зачем плодить сущности?
С Матвеем мы пока вместе, да. Но я не дура, и знаю, что мы расстанемся, в итоге. Просто не хочу об этом думать, позволяю себе мгновения счастья, живу одним днем…
Но добавлять себе новые причины для боли не хочу. А беременность, ребенок… Это именно они, новые причины.
Нет ничего хуже, чем привязывать мужчину ребенком, даже невольно. И, когда пелена спадет с глаз, а влюбленность исчезнет, нет ничего страшнее, чем наблюдать постепенное угасание интереса не только к тебе, но и к тому маленькому, беззащитному существу, которое зависит только от тебя.
Теперь только от тебя.
Видеть в глазах человека, который говорил, что любит, вместо этой любви – скуку, раздражение, недовольство. И ты – причина этого недовольства. Ты и твой сын.
Это очень больно, невероятно больно.
И я не хочу проходить через это снова.
Если буду одна, то как-нибудь переживу.
Димасик взрослый уже. Я его, конечно, своим внезапным романом с его начальством неплохо так подставила, но тут есть надежда, что все вырулится. Сын у меня на диво предсказуемый, тут никуда не денешься, но сама ситуация может разыграться по-разному. И не факт, что его положение пострадает. Или на работе начнутся сложности. Это уж я так, нафантазировала от страха. Все может пройти по лайту, да.
Мы во всем разберемся, я думаю.
А вот моя неосторожность и глупость только все осложнит.
– Все требуют присмотра, – серьезно отвечает мне Матвей, – особенно молоденькие красивые девушки.
– Ты – хороший брат, – улыбаюсь я.
– Не уверен. – Недовольно хмурится он, – Лизка так не считает, по крайней мере. Особенно, после того, как я парочку козлов нагнул, которые к ней липли…
– Думаю, она, с ее увлечением спортом, сама бы справилась…
– А зачем ей самой справляться? – с недоумением поднимает бровь Матвей, – я же есть.
Ох, кого это мне напоминает…
Димасик тоже такой же непримиримый…
Наверно, на этом они с Матвеем и сошлись.
– Матвей, насчет Димаси… – начинаю я, но Матвей перебивает спокойно:
– Я сам решу, даже не лезь.
– Что значит, не лезь? – удивляюсь я, – это мой сын, вообще-то! И мне лучше знать…
– Твоему сыну двадцать лет, двадцать один скоро будет, – все так же ровно обрывает меня Матвей, – он – умный парень, ведущий специалист у меня в офисе, очень продуманный, грамотный, хитрый, где надо, и умеющий продавливать свое мнение… Тоже, где надо. Ты слишком привыкла к тому, что он – твой сыночка-колобочек. А это давно не так. Мы с ним поговорим, как двое мужчин, и все решим. А ты – не лезь, я сказал!
– Но…
– Сюда свернем, – Матвей неожиданно притормаживает перед серьезным таким фешенебельным гостиничным комплексом, заезжает на парковку, – надеюсь, у них есть свободные номера.
Он выскакивает из машины, открывает дверь и выдергивает меня из салона, словно репку из грядки, подхватывает под ягодицы, мнет их жадно и обстоятельно.
В легкой оторопи, смотрю в его глаза, синие-синие. И на редкость дурные сейчас. Прямо заразительно дурные. Ого…
– Хочу тебя, сил нет, – говорит он, жарко дыша мне в губы, – все время об этом думаю. У родителей сексом заниматься как-то не особо правильно, да?
Киваю заторможенно. Да, это уж точно…
– Потому задержимся тут… На часик… Да?
Ну… Если так ставить вопрос… То да, конечно, лучше здесь…
– Ну вот и хорошо…
Он подбрасывает меня еще выше, словно куклу, судорожно вжимается лицом в ложбинку груди, дышит…
– Нет, не на час… На два. На два часа, да…
Ох…
Ну, если даже так ставить вопрос…
Глава 33
Я, конечно, была в курсе про то, что родители Матвея – вообще непростые, он сам упоминал про отца – владельца завода по переработке щебня и еще парочки предприятий поменьше, да и про братьев отца говорил, один из которых – во властных структурах, а второй – начальник ГАИ города… Но, несмотря на это, не думала, что тут все настолько… масштабно.
Причем, масштабно – это вообще мало подходящее к ситуации слово.
Оторопело смотрю по сторонам, пока мы едем от ворот поместья, именно поместья, по-другому не назвать, к главному входу.
Едем и едем. Едем. И едем.
По красивой дороге, огороженной с двух сторон длинными пирамидальными тополями с невероятно красивыми серебристыми листьями, отсверкивающими на солнце. Идеально подстриженный газон, изящные формы кустарников и клумб, все очень продуманно и стильно. Интересно, сколько людей постоянно ухаживает за этим великолепием? И где эти люди все живут? Наверно, вон в том длинном здании, что аккуратно примыкает к основному особняку…
– Это старинное поместье какого-то графа, – комментирует Матвей, пока мы едем, – вообще не помню, кого, мачеха загоняется по таким вещам, мне всегда было пофиг.
– Мачеха? – уточняю я аккуратно, коря себя, что не выяснила раньше про особенности семейных отношений своего… парня? мужчины?
Черт, я даже этого для себя еще не решила, как малолетка, трясусь и переживаю.
Кажется, нахождение рядом и постоянный обмен жидкостями с молодым парнем пагубно влияют на мыслительные способности. Проще говоря, дура дурой становлюсь, аж самой жутко.
– Да, – по лицу Матвея не понять, как он относится к мачехе, спокойное оно, привычно жесткое, а взгляд его я не уловлю сейчас. – Это ее идея с поместьем. Типа, родовое гнездо…
Он усмехается и продолжает:
– Учитывая, что мы из поморов, как говорит отец, вообще с самых низов, куча родни там, под Мурманском, до сих пор в море выходят и рыбу ловят, то родовое гнездо, переделанное из не пойми каких графских развалин – это даже забавно…
– Да… – киваю я задумчиво, – ты хотя бы предков своих знаешь… А я нет. Мама из детдома, про своих родных ничего не знает. А про отца… Я ничего не знаю.
Матвей скользит по мне неожиданно теплым взглядом, кладет руку на колено, сжимает легко.
– Не переживай, малыш, там больше понтов, чем смысла. Отец практически и не бывает тут, у него квартира в городе…
– А сестра часто бывает?
– Нет, – пожимает он плечами, – ей это все нафиг не нужно. Мачеха играется, и пусть. Главное, чтоб на мозги не капала. Никому.
Ого.
Похоже, не все так просто в королевстве…
Ладно.
Прорвемся.
– А мама твоя? – так же осторожно продолжаю я расспросы. И боясь, что Матвей сейчас скажет, что мама умерла…
– Родители развелись, – говорит Матвей, – семь лет назад. Мама… У нее небольшой бизнес, она полностью в нем.
Прикидываю, что семь лет назад – это Матвею восемнадцать было? А сестренке сколько? Лет тринадцать-четырнадцать? Самый