По всей видимости, Давид Игоревич опасался вовсе не Святополка Изяславича, который весной 1098 г. сам был вынужден обороняться за стенами Киева, и не Владимира Мономаха, который прямого отношения к волынским событиям 1098–1099 гг. не имел, а брата Василька Володаря. Но экспансионистские настроения, очевидно, одержали верх над пацифистскими и «приходящу Велику дни, поиде Давыдъ, хотя переяти Василкову волость», – пишет летописец Василий. Так как Пасха 1098 г. приходилась на 28 марта, князь, вероятно, отправился в поход не ранее начала апреля. Таким образом, конечной целью устранения Василька с политической арены являлась экспроприация его владений, однако, встретившись у Божьска с войсками Володаря, Давид заперся в городе, где был осажден перемышльским князем, который согласился снять осаду в обмен на освобождение Василька. Весной того же года (вероятно, в конце апреля или в мае) Ростиславичи открыли против волынского князя военные действия. О том, что Давид «затворися в Володимери», в тексте говорится два раза (до и после рассказа о взятии города Всеволожа), а поскольку упоминание о нем встречается в той части статьи, которая имеет следы редактирования в интересах Владимира Мономаха, можно предположить, что после слов: «И наставши весне, приде Володарь и Василько на Давыда» – должно следовать: «и затворися Давыдъ в Володимери, и си оступиша градъ», а сюжет об опустошении Всеволожа следует признать позднейшей вставкой. Не надеясь взять Владимир штурмом, братья вступили в переговоры с городским населением, требуя выдать им Туряка, Лазаря и Василя, подговоривших Давида на интригу против Василька. Жители Владимира собрали вече, на котором постановили сражаться за Давида в том случае, если он выдаст инициаторов преступления Ростиславичам. Под давлением горожан князь был вынужден послать за «мужами», ранее отправленными в Луцк, и выдать схваченных в Турийске Лазаря и Василя, в то время как Туряк бежал в Киев. После этого Ростиславичи заключили мир с Давидом и после казни Лазаря и Василя отступили от Владимира.

Как полагает А.А. Гиппиус, на этом рассказ летописца Василия заканчивается и далее повествование продолжает редакторский текст о войне Святополка с Давидом и Ростиславичами. Однако взгляд на сюжет о разорении Всеволожа как на позднейшую вставку позволяет выделить еще одно дополнение к авторскому тексту – осуждение поступка Володаря и Василька со ссылкой на ветхозаветную книгу Второзаконие (32: 41, 43): «Се же 2-е мщенье створи, егоже не бяше лепо створити, да бы Богъ отместник былъ, и взложити было на Бога мщенье свое, яко же рече пророкъ: „и вздам месть врагом и ненавидящим мя вздам, яко кровь сыновъ своихъ мщаеть и мстить, и вздасть месть врагом и ненавидящим его“», которая ранее являлась одним из аргументов, позволявших отнести Василия к представителям духовного сословия. Показательно, что в рассказе Василия ответственность за инцидент возлагается не столько на Давида Игоревича, сколько на «мужей», в которых следует видеть скорее княжеских дружинников, чем представителей владимирской общины, так как горожане, во-первых, сами отказались защищать их от Ростиславичей, а во-вторых, заставили отступиться от них князя, который, по всей видимости, и был их патроном. В то же время нельзя не заметить, что события 1098 г. продемонстрировали усиление во Владимире политического значения городского населения, в переговоры с которым были вынуждены вступать князья.

Автор «вторичного» слоя текста в статье 1097 г. использовал фигуру теребовльского князя с целью возвеличивания Владимира Мономаха. Однако, установив этот факт, А.А. Гиппиус, к сожалению, обошел молчанием вопрос о политическом основании появления в летописном тексте этих редакторских дополнений. Между тем летописное известие о заключении в сентябре 1113 г. брака между сыном Мономаха Романом и дочерью Володаря Ростиславича,

который положил начало стратегическому партнерству Ростиславичей с киевским князем, продолжавшемуся вплоть до 1123 г., позволяет понять, почему события 1097–1098 гг. стали столь актуальны для Мономаха, что составитель редакторского текста пошел на целенаправленное усложнение истории династического конфликта 1097–1100 гг., включив не только домыслы о том, что Василько после Любечского съезда мог объединиться с Владимиром против Давида и Святополка, но и не менее претенциозное предположение, будто Василько планировал отнять у Святополка Туров и Пинск, в результате чего в качестве одной из предпосылок конфликта явилось гипотетическое покушение на «отчинный» принцип распределения волостей, санкционированный Любечским съездом.

Судя по порядку изложения событий военной кампании 1099 г. автором «вторичного слоя» текста, Святополк Изяславич из Киева отправился в Берестье на переговоры с Владиславом Германом (которые могли быть запланированы заранее). Это обстоятельство побудило Давида Игоревича обратиться к польскому князю с просьбой о содействии в урегулировании отношений со Святополком (подкрепленной суммой в 50 золотых гривен). Однако в ходе переговоров Святополк дал Владиславу «дары великы на Давыда», и тот отказался от дальнейшего отстаивания интересов волынского князя, пообещав ему поддержку в случае вооруженного нападения. Из Берестья Святополк отправился в Пинск, а затем в Дорогобуж, где собрал воинов, чтобы осадить Давида во Владимире. Давид, так и не получив помощи от поляков, был вынужден после семи недель осады сдать город Святополку и уйти в Червен, откуда бежал в Польшу.

Как следует из дальнейшего рассказа, вторжению киевского князя на Волынь предшествовало соглашение с Ростиславичами, скрепленное присягой, которой Святополк гарантировал неприкосновенность их владений, ограничивая территорию военных действий волостью Давида. Однако, прогнав Давыда, Святополк, по утверждению автора текста, «нача думати на Володаря и на Василка», говоря, что «се есть волость отца моего и брата». Из этого можно заключить, что земли Володаря и Василька входили в состав волынской волости в то время, когда она управлялась Изяславом Ярославичем и Ярополком Изяславичем, а Святополк, подчинив Владимир, возымел намерение объединить все территории, ранее подчинявшимися владимирским князьям. С правовой точки зрения это намерение соответствовало принципу Любечского съезда – «кождо да держить отчину свою», – но противоречило «гарантийному соглашению», заключенному с Васильком и Володарем, поэтому было использовано для осуждения Святополка как клятвопреступника, потерпевшего справедливое поражение в битве на Рожни и вынужденного бежать во Владимир вместе со своими сыновьями и племянниками, в числе которых находился сын черниговского князя Святослав (Святоша), что позволяет предположить наличие у его отца политических интересов на юго-западе Руси.

Святополк, пытаясь закрепить свою власть во Владимире, посадил там своего внебрачного сына Мстислава и через посредство другого своего сына, Ярослава, обратился к венгерскому королю Коломану за помощью против Володаря Ростиславича, чьим союзником стал вернувшийся из Польши Давид Игоревич, который, так и не добившись содействия от поляков, обратился за поддержкой к половецкому хану Боняку и с его помощью сумел у Перемышля нанести поражение Ярославу Святополчичу и венграм. Эта победа позволила Давиду, захватив Сутейск и Червен, организовать осаду Владимира, во время которой был убит Мстислав Святополчич (12 июня 1099 г.). Вече, собравшееся в городе на четвертый день после гибели князя, постановило сопротивляться Давиду, обратившись за помощью к Святополку, отправившему во Владимир войска воеводы Путяты, который, объединившись в Луцке с войсками Святослава Давидовича, сумел 5 августа при содействии владимирцев снять осаду с города, посадив в нем посадника Святополка Василя. Однако после того как Путята вернулся в Киев, а Святослав в Луцк, Давид Игоревич при поддержке половцев сумел нанести Святославу поражение и по условиям мирного договора заставил вернуться к отцу в Чернигов. После этого Давид вновь занял Владимир, а посадник Святополка бежал из города. На этом вооруженная фаза конфликта завершилась.