Шрифт:
Закладка:
Он внезапно все понял, и почему толпа и почему в самую сиесту, а потому смотрел на прибывающих с заледеневшим сердцем, пот струился по подмышкам, пропитывая рубашку. Почему-то подумалось: а все же церковь объединяет, по крайней мере, против общего врага. Коим теперь стал он сам. И надо бы оторваться от этого зрелища, сделать что-то, но Штокль оказался буквально загипнотизирован им. Как кролик удавом. Мысль стучалась, лихорадочно мечась в голове, мысль о побеге, втором за всю его жизнь. Но поддаться ей доктор никак не мог. Больше того, когда стали выкрикивать его имя, новое и старое, вышел на крыльцо, а затем, будто железная иголка к магниту, потянулся к толпе.
В ней насчитывалось человек четыреста, и кто-то уже начал кричать "Убийца! Убийца!". Все лица знакомые, странно, что его это немного успокоило. Он даже увидел Монику среди собравшихся, девчушка прижимала к груди плетеную корзинку с яблоками, он еще подумал: сама с семьей решила отправиться на неведомый пикник на время рождественских праздников. Даже улыбнулся ей, едва разлепив занемевшие губы.
Пашке не появлялся, зато виделись черными воронами штабисты вермахта. Медленно заводившуюся толпу раздвинул Хорнгахер, встав в позу, достойную громовержца, он выкрикнул:
- Мы пришли по твою душу, Ашенвальд, или как тебя там, Штокль. Ты убивал чистокровных сынов ариев, а потому заслуживаешь смерти. Но ради твоего сына, погибшего достойно, я предлагаю тебе схватиться со мной. Слышишь, Штокль? Ты трус и мерзавец, я вызываю тебя...
Его оттолкнули. Какая дуэль, когда каждому хочется урвать кусок победы. Доктора передернуло, его прошиб холодный пот, он попытался сосредоточиться, но не смог, а потому лишь раскрыл руки, будто собираясь взлететь. Толпа как-то разом притихла.
Тогда Штокль заговорил. Сперва медленно подбирая слова, а потом, раз его никто не перебивал, но кажется, и не слушал, высказал все, только куда короче, что и Пашке. Говорил о трудах своих и тех, кто был с ним, о спасении, о жертве, отнюдь не напрасной, о том, что иначе никак, что он никогда и не подумает...
- Хоть раскаялся или будешь продолжать? - кажется, задала этот вопрос донна Хуана. Моника прижалась к матери, вцепившись в корзинку.
- Мне не в чем каяться, - несколько удивленно ответил доктор, только сейчас осознав, что его не слушали. А вот этот ответ наматывают себе на ус. - Я служил и буду служить науке, я помогал вам и продолжу это делать, я доктор, я не могу иначе...
- Ты убийца! - вскричала донна Хуана. - Ты пил нашу кровь, и ты продолжишь это делать. У тебя планы, все слышали. Ну что же вы, мужчины?
И первой бросила в него камень.
Не совсем так - зеленое яблоко. Доктор отшатнулся, снаряд в него не попал, ударившись в палисад дома. Пауза продлилась всего ничего, а затем уже град яблок обрушился в стоявшего, больно ударив в руку, грудь, голень. Он развернулся и бросился в дом, а в строении уже весело звенели, разбиваясь, стекла. Яблоки что камни, пущенные уверенной рукой, легко крушили даже деревянные ставни.
Он захлопнул дверь, услышав нарастающий рокот. Вот и настоящие камни полетели в окна, а еще палки, куски асфальта, цемента. Некогда здесь, на окраине города, пытались проложить пристойную дорогу, как в центральном районе, но вот уже года три как забросили - теперь горы мусора пригодились в качестве метательных предметов.
Дыхание пресеклось, он опустил жалюзи, пытаясь хоть так сберечься, затем, чуть отдышавшись, бросился на второй этаж. Метнулся в спальню, сорвал кровать с привычного места - под ней находился чемодан, который он собрал еще в шестидесятом, сразу после похищения Эйхмана. В рев толпы вклинился голос падре, просивший умолявший цитатами из святого писания: не судите, да не судимы будете, господь нам судия... вспомнил и Каина, и Содом, и Варавву, и праведника Лота и его дочерей, совершенно не к месту. Толпа, вышедшая на улицу его стараниями, никак не хотела слушать своего учителя и наставника, разжегшего огонь страстей и теперь тщетно пытающегося или обуздать его или повести за собой.
Внезапно его голос затих, послышался какой-то невнятный гул - возможно, досталось самому иерею. Впрочем, это мало кого остановило, разве что самых рьяных прихожан, или тех, кто находился возле поверженного падре.
А чуть позже послышались выстрелы. Толпа на мгновение замерла, остановилась, но лишь на этот краткий миг. Кто-то прокричал полицейским: либо не мешайтесь, либо вытащите его сами. Все равно не уйдем, пока не увидим подонка в собственной крови.
Доктор рванулся вниз, прихватывая бумажник, ключи от дома - зачем это теперь? - плащ, зонтик. Кажется, сам не соображал, что делает. Понимал лишь, что ему дана малая отсрочка казни, что сейчас, вот сейчас именно, толпа раскидала четырех представителей власти и штурмует дом, а значит, у него есть полминуты, минута от силы, чтобы бежать.
Он выскочил на задний дворик и бросился, петляя, словно заяц, на глухую улочку, уводившую его на самую окраину города. Визг тормозов остановившейся перед ним машины, заставил стремительно обернуться и так же быстро закрыть голову руками, бросив чемодан и зонт.
- Садитесь в машину. Ну, живо! - скомандовал начальник полиции городка. Именно его служебная машина сейчас едва не сбила доктора. Штокль опустил руки, еще не веря в спасение, не понимая, чего от него хочет шеф.
- Садитесь, я вас вывезу. Да не тупите же, или сейчас нас обоих убьют.
Он больше не задумывался, бросил чемодан на заднее сиденье, а сам запрыгнул в широко распахнутую дверцу, хлопнул ей. Водитель дал по газам, еще пара томительных минут, и городок остался позади.
- Делаю это исключительно потому, что уже пережил один суд Линча, - коротко пояснил свои действия начальник полиции. - Я вас отвезу в Росон, у вас там кто есть - друзья, близкие? - доктор кивнул. - Вот и славно. Отсидитесь пару дней, а затем свалите куда подальше. Лучше всего подумайте о других странах, где вас, немцев, тоже много: Бразилия, Чили, Перу. Все одно через день-другой эта история будет известна всей стране.
- Я спас вашу жену, - зачем-то произнес
