Но вот никак. Врать я не умела никогда. Изворачиваться – тоже. И сильной не была.

Это, наверно, просто стресс.

Все же, не каждый день прямо на твоих глазах твой близкий человек, а я Розгина с некоторых пор близким считала, режет по-живому другого человека. Игнорируя твои просьбы. Игнорируя все.

Погружаясь в такую тьму беспросветную, откуда не выбраться при всем желании. Мне.

Я ушла , шатаясь, сгорбившись, зажимая уши руками.

Доползла до трассы, непонятно, каким образом.

Доползла и чуть не попала под грузовик, ослепивший фарами.

Водитель остановился, выпрыгнул из кабины и вознамерился меня обматерить. Но понял, что со мной что-то не то.

И не стал. Помог, добросил до города.

А там я, буквально на автопилоте, пошла к себе в съемную квартиру. Ту самую, где Розгин убил двоих человек.

Ключи от нее у меня валялись в сумочке, в вещах, которые я с собой таскала постоянно.

Я пришла в эту проклятую квартиру, даже не соображая, что делаю. Память, как сломанный, отформатированный жесткий диск, просто стерла эти часы из жизни.

Я зашла, бросила сумку на диван.

Утопала в ванную и долго, тщательно мылась, пытаясь горячей водой забить то ощущение тотальной липкости, металлический привкус чужой крови на губах.

Я не думала о том, что будет дальше.

Похоже, просто батарейка села, наконец-то. У всех по- разному происходит выгорание.

У кого-то, как у Розгина, например, взрывом сверхновой, после которой , наверняка, будет распад.

А у меня вот таким медленным угасанием. После которого не будет уже ничего.

Я переоделась в шелковую сорочку, посмеявшись над совпадением. В день, когда я плотно познакомилась с Розгиным, в день, когда он убил из-за меня двоих человек, на мне был халатик из этого комплекта.

Надо же, какая разная судьба у одинаковых тряпок, купленных в одно время.

И глупости такие в голову лезут…

Я заснула, просто отключившись от реальности.

Не могла по-другому. Силы кончились наконец-то.

А проснулась от того, что меня схватили. И сходу заклеили рот скотчем, чтоб не орала. Мгновение перед лицом возникла страшная незнакомая физиономия, я начала отбиваться и срывать с губ скотч, получила удар по лицу и вырубилась.

А очнулась уже здесь, привязанная к стулу. Все в той же сорочке. Несчастливый какой-то комплект…

- Ну ладно, - маньяк напротив меня перестал плеваться ядом в отсутствующего Розгина, присел передо мной на корточки, провел задумчиво пальцами по голой ноге. А я даже и не дрогнула. Потому что не было в этом исследовательском касании ничего человеческого. Мужского. Как и во взгляде его. Не хотел он меня. Вернее, может, и хотел, но не так. – Где ключ?

- В сумке, - пожала я плечами, и не думая скрывать. Все равно узнают. Зачем мне дополнительная боль? Живой я, конечно, не останусь, но если убедить его в том, что без меня наследства им не видать, то, возможно, еще поживу какое-то время. И найду выход из ситуации.

Вот только, какой?

Я одна.

Опять одна.

Розгин, наверняка, после того, что случилось, искать меня не будет. И это к лучшему. А то, что при таких мыслях сердце болело - просто отсроченная физиологическая реакция. Стресс. Я вообще в последние несколько месяцев в постоянном стрессе жила. А уж последнюю неделю – просто в эпицентре.

Немудрено, что все болеть начало.

- Но я вам серьезно говорю, без меня не получите. Да и мне придется постараться. Надо собрать документы, подтверждающие право наследования.

- Это как раз не вопрос, - задумчиво кивнул Кочегар. Опять провел по голой ноге пальцами. Холодными. Мертвецкими.

- А можно вопрос? – не знаю, зачем я спросила. И зачем мне вообще эта информация. Но так хотелось, чтоб отвлёкся уже и перестал меня трогать. – Почему Кочегар? Это как-то связано с вашей прошлой деятельностью?

- Можно сказать, и так… - Он поднял на меня взгляд. Мертвый. - Я, знаешь ли, имею судимость… И «кочегар» на тюремном значит «пидор». – Пальцы сжались на моем колене так сильно, что я взвизгнула от неожиданной боли.

А он встал и, как ни в чем не бывало, улыбнулся.

- Немногие знают меня под этим именем. И с каждым годом их становится все меньше и меньше. Теперь и ты, Ульяна, знаешь.

И, пока я переживала и осознавала реальный смысл этих слов, он открыл дверь и что-то тихо сказал.

А через мгновение в комнате появилась Елизавета. И настолько она была неуместна в этом помещении, вообще в этой ситуации, что я даже подумала, что меня, возможно, опять ударили. И сознание отключили.

Но нет, Елизавета, в белом длинном платье, с изящно подобранными волосами, светящаяся и улыбчивая, была совершенно реальна.

А вот ее реакция на мое нахождение здесь и положение, была не реальна. Вернее, ее не было, этой реакции.

Скользнув по мне совершенно равнодушным взглядом, словно по пустому стулу, она подошла к Кочегару и обняла его. Прижалась, так нежно, так доверчиво. Как дочь к отцу. Или сестра к брату, которыми они здесь все друг другу были.

А Кочегар, глядя на меня в упор, надавил ей на макушку, опуская на колени. Ее тонкие пальчики с готовностью скользнули к застежке ремня…

И через секунду я с ужасом поняла, что будет дальше.

Резко затошнило, закружилась голова.

- Не закрывай глаза, - сквозь муть и черноту донесся до меня мерзкий голос Старшего Брата, - это обычная практика приветствия и выражения любви. Для избранных, конечно. Мы все здесь братья и сестры. Но кто-то – роднее. Если не хочешь видеть, как то же самое делает твой брат, не будешь сопротивляться. И сделаешь все, что я попрошу.

После этих слов я и отключилась. Как мне кажется, даже с радостью и облегчением.