похожих картин с радугами и арлекинами. Все они Нике очень понравились, и она пообещала себе, что в Москве первым делом сходит в Треть яковскую галерею, посмотреть на них вживую.

С Костей они виделись очень редко, мельком. В глубине души Ника надеялась, что он пригласит ее играть в свой студенческий театр, но Костя ее надежды развеял, сказав, что школьников туда не берут. Правда, ей удалось проникнуть к нему на репетицию, но тот вечер закончился ужасной сценой, которую Ника долго не могла забыть.

Для начала она умудрилась уснуть, пока шла репетиция: пригрелась на заднем ряду, прислонилась головой к колонне и очнулась только, когда Костя подергал ее за плечо. Впервые они пошли домой вдвоем, и надо же было встретиться с компанией мальчишек, которые увязались следом, начали кричать гадости. Ника ждала, что Костя обернется и разгонит их, по крайней мере не позволит ее обзывать, но Костя только опустил голову и пошел быстрее. Она ковыляла в неудобных ботинках по скользкому тротуару, стеснялась себя и мечтала провалиться сквозь землю. Еще и дома получила нагоняй за то, что задержалась допоздна и не предупредила маму.

Зима в том году затянулась чуть ли не до мая, зато, когда сошел снег, сразу стало жарко. Ника брала с собой учебники и уходила в парк. Траву в парке почти не косили, кусты не стригли, и выглядел он не особенно привлекательно, зато там можно было укрыться в теньке. Ника открывала книгу, но через несколько минут отвлекалась и в мыслях начинала сочинять Косте письмо.

Потом выхватывала из сумки блокнот, торопливо записывала: «Дорогой Костя, я скоро уеду, и мы никогда не увидимся, поэтому я хотела тебе сказать…» Нет, не то. Она вырывала листок, сминала его, бросала в траву. Начинала снова: «Дорогой Костя, ты самый красивый и талантливый человек на свете, и я уже давно…» Бумажный комок летел в сторону, Ника злилась на себя, пыталась вернуться к учебнику. Если не сдаст экзамены на отлично, не видать ей иняза, не видать Москвы и вожделенного переводческого факультета! Вот о чем надо думать, а не о лирике!

Письмо родилось спонтанно, сразу целиком, когда Ника, получив свои пятерки, уже готовилась уезжать.

Костя, ты сам понимаешь, о чем я хочу тебе сказать, раз пишу это письмо.

Я люблю тебя, и мне важно, чтобы ты об этом знал.

Если когда-нибудь тебе понадобится моя помощь, только скажи.

Я никогда тебя не забуду.

Вероника.

Она зашла попрощаться с Ярославой Афанасьевной и потихоньку сунула письмо Косте в карман ветровки. На следующее утро, когда они с мамой вышли во двор, чтобы ехать на вокзал, Нике бросился в глаза такой же комок, как те, что валялись в парке, пока она занималась. Желтая бумага в коричневую линейку из ее блокнота. Улучив момент, когда мама отвернулась, Ника подняла листок с земли.

Костя, ты сам понимаешь…

Ее письмо, смятое и выброшенное. Жалкое, как она сама.

Ника не заплакала, хоть и очень хотелось. Она села в электричку, помахала маме рукой из окна. Все три часа просидела ровно, как палка, глядя перед собой. Сразу подала документы в приемную комиссию, заселилась в общежитие, и, представляясь соседкам, сказала коротко:

– Вера.

Новое имя, новая жизнь.

Глава 9

– Мам, я прилетела. Как у тебя дела?

Вера звонила из «Рояла», куда опять поселилась – даже номер ей дали тот же самый. Татьяна Викторовна радостно ойкнула, воскликнула:

– Доченька! Когда ты зайдешь?

Вера прикинула, во сколько сможет освободиться из городской администрации, где у нее была назначена встреча.

– Думаю, к пяти освобожусь.

– И почему ты опять в гостинице? Я же говорила, живи у нас!

«Живи у нас» означало в бабушкиной квартире, где теперь появился новый обитатель – мама повторно вышла замуж.

– Спасибо, – сказала Вера, – мне в отеле удобнее. Я же не в отпуске. У меня командировка.

– Да-да, я помню, – заторопилась Татьяна Викторовна, – культурное наследие ЮНЕСКО.

– Оно самое. Я сегодня в администрации буду, потом сразу к вам. Хорошо?

– Конечно! Мы все ждем. Володя тебе передает привет.

Володей звали маминого мужа, появившегося в доме, когда Вера уехала в институт. Развод родители оформили вскоре после плачевного эпизода с проигрышем в казино. Работу Леонид Ефимович бросил и новую не искал. Несколько раз он пытался увидеться с Верой около школы, но Татьяна Викторовна как чувствовала – выскакивала во двор и прогоняла его. Вере было жаль отца, но мама с бабушкой целыми днями твердили, что он разрушил их жизнь, из-за него пришлось продать квартиру, он виноват во всех смертных грехах.

Устав мыкаться по чужим людям и кормиться случайными подработками, Леонид Ефимович прибился к бригаде, занимавшейся ремонтом. В городе строилось новое жилье, и услуги ремонтников пользовались спросом. Получаться стало не сразу, но все-таки он был не совсем безруким и постепенно освоился.

Роль прораба в бригаде исполняла Ольга – дама жгучей цыганской внешности с густыми кудрями, крючковатым носом и пышной грудью, похожей на нос корабля. Ольга в свое время закончила строительный техникум, сама работала маляршей, когда надо. Она положила глаз на интеллигентного Леонида Ефимовича – до этого у нее были только такие же работяги. Институтский преподаватель с извилистой судьбой, изгнанный из семьи, показался Оле лакомым кусочком. Она начала заботиться о новеньком: подкармливать в обеденный перерыв домашними котлетками и голубцами, ставить на задания попроще, чтобы не опозорился в очередной раз, совать в карман штормовки небольшие суммы сверх оговоренных.

Оля красила ногти алым лаком, носила шлепанцы на пробковой танкетке летом и сапоги на резиновом ходу зимой, обожала декольте и узор в горошек. В ушах у нее сверкали золотые кольца, на руках – перстни с малахитом и бирюзой. В общем, женщина была колоритная, и Леонид Ефимович, поколебавшись немного, сдался ей на милость.

Оля поселила его у себя, в частном доме на окраине, снаружи казавшемся скромным, но внутри таившим лепнину под золото, цветастые ковры и шелковые с блеском покрывала. Перебравшись к ней, Леонид Ефимович подивился тому, как зарифмовалась его судьба – домик все-таки появился. Оля жила одна, с маленькой собачкой неизвестной породы, которую называла дуся или сволочь в зависимости от настроения.

«Дусей» для нее быстро стал и Леонид Ефимович. Он подчинялся Оле бездумно, радуясь, что кто-то командует им и принимает ответственность на себя. По вечерам, покончив с делами, они заходили в кооперативный магазин в конце улицы