Костя зажмурил глаза, прикрыл их рукой:

– Кошмар! Прости, ради бога…

– Перестань извиняться! Считай, мне захотелось тебе помочь, по старой памяти. Тем более это было нетрудно.

– А все остальное?

Он пристально смотрел ей в лицо, черные глаза, не мигая, впились в Веру.

– Под остальным ты имеешь в виду, я полагаю, наши романтические каникулы? Не бери в голову. – Вера постаралась придать голосу легкость. – Так, захотелось вспомнить прошлое.

Костя вздрогнул:

– То есть для тебя это было просто развлечение?

– Ты же не ждал, что я буду любить тебя вечно!

– В том письме так и говорилось…

Вера склонила голову набок:

– Надо же, запомнил! Ну, выходит, я тебя обманула.

Костя сделал знак официанту, и тот подскочил к их столу.

– Виски с содовой мне принесите. Двойной.

– Вам? – официант повернулся к Вере.

– Ничего не нужно.

Виски появился почти мгновенно, Костя отпил большой глоток. Заговорил, морщась:

– Представляю, как ты надо мной потешалась… Дурак, дальше собственного носа не видит. Мнит себя звездой, а самого подставили, как лоха. И поделом! Захотелось похвастаться передо мной своей красивой жизнью?

– Я не буду разговаривать в таком тоне.

– Ладно, прости. Объясни только, зачем ты повезла меня с собой? Нос утереть в отместку за былые прегрешения?

– Какие? Что ты меня не любил? Так я тебя не обвиняю. Я и сама себя не любила, если уж честно. И прекрасно понимала, почему ты ко мне равно душен. На два года младше, страшненькая, в очках.

– Ты не была страшненькая, – вставил Костя, снова прикладываясь к виски. – Просто нелепая немного.

– Немного? Не смеши! Всех боялась, всего стеснялась. Ела и ругала себя, ела и ругала. Поэтому я тебе даже благодарна.

– Благодарна? – Костя опешил. – Мне? За что?

– Ну как же! Если бы ты не выбросил то письмо, если бы не поступил со мной так мерзко, у меня не хватило бы сил измениться. Тащилась бы по жизни, с грехом пополам.

Вера выпрямила спину, положила руки на подлокотники кресла. Волосы блестящим шелком обрамляли ее лицо, серые глаза сверкали.

– А так я почувствовала, что ниже падать мне некуда. Если не хочу и дальше себя ненавидеть, надо что-то делать.

– И с чего ты начала?

– С имени.

Глава 10

Общежитие иняза находилось на Маросейке, в Петроверигском переулке. Громоздкое здание сталинской постройки в четыре этажа встречало абитуриентов, недружелюбно таращась на них гигантскими окнами в частых переплетах, которые делили пыльные стекла на квадраты. Часть стекол была выбита, пустые проемы заколотили фанерой. Гулкая лестница пропахла кошками, которых прикармливали вахтерши. Веру поселили в комнату на четверых, остальные три приехали раньше и заняли места поудобнее – у окна. Ей досталась койка возле двери, тумбочка на кривых ножках и половина полуразвалившегося древнего шкафа. При виде этого убожества иллюзии насчет Москвы и беззаботной студенческой жизни у Веры начали таять, как мороженое на жаре.

В общей кухне стояли закопченные газовые плиты и холодильник со сломанной дверцей, которую надо было припирать табуреткой, чтобы она самовольно не открывалась. Туалеты отвратительно пахли, забросанные обрывками газет; в душах плитку – ту, что еще не откололась, – покрывали ржавые потеки. Тараканы никого не удивляли, и на них не обращали внимания; Вера не удивилась бы, увидев и крыс, и мышей, но тех, видимо, ловили кошки – отрабатывали корм.

Панцирные сетки кроватей при малейшем шевелении издавали горестные стоны, будя соседок по комнате. Две из них не сдали экзамены и уехали по домам, а третья, Лиза, осталась, поступив на педагогический факультет. Вера поступала на переводческий – учительницей она, насмотревшись на мать, быть не хотела. Еще не так давно в переводчики брали только мальчиков, и факультет считался военным. Но несколько лет назад принимать девушек тоже разрешили, и Вера пошла туда.

Она видела, как срезали на экзаменах отличников и медалистов, оставляя места для блатных. Дрожала, садясь перед экзаменатором, так, что трясся стул. На английском ей даже предложили выйти успокоиться, но она отказалась, попросила только отвечать первой. В институте действовала внутренняя система оценок, специально предназначенная для отсева неугодных. Им ставили пятерки: вроде бы это было «отлично», но высшим баллом считалась шестерка, получить которую могли только те, о ком договорились заранее. Завкафедрой, приятельница Ярославы Афанасьевны, не подвела, и Вера получила свои шестерки по английскому, русскому устному и за диктант.

Она позвонила маме сказать, что ее приняли, выслушала поздравления и пошла в деканат договариваться, чтобы ее оставили в общежитии на каникулы. Ехать домой Вера не собиралась – просто не могла. Пусть в общаге бегают тараканы и из кранов капает ржавая вода, пусть на кровати невозможно уснуть, а в туалет страшно войти, все лучше, чем увидеться с Костей после того, что случилось.

Выйдя из деканата, Вера отправилась в Третьяковку – посмотреть на Сомова, его радуги и арлекинов. Нашла там и оригинал, с которого была сделана Костина репродукция, изучила, кажется, до последнего штриха.

Разрешение Вере дали, велев оплатить пребывание в общежитии летом. Стоило это копейки, а деньги у нее были – бабушка дала. Вера посчитала, сколько от них остается, и пошла в оптику к окулисту.

– Я хочу носить линзы, – объяснила она врачихе в халатике, туго обхватывавшем попу.

– Садитесь, сейчас подберем, – ответила та равнодушно, как будто прямо перед ней не совершался сейчас радикальный переворот в жизни другого человека.

Надевать линзы оказалось не просто неприятно, а мучительно. У Веры текли слезы, и круглые пленочки вываливались обратно на ладонь. Врачиха взялась за дело сама: двумя пальцами раздвигала веки, другой рукой вставляла линзу. Вера поморгала, зажмурилась, широко распахнула глаза. Неужели люди без очков действительно видят так? То есть буквально все – вообще? Свет внезапно стал ярче, предметы резче и выпуклей.

– Вы попробуйте встать, походить, – предложила врачиха, и Вера поднялась со стула. Пошатываясь, сделала несколько шагов. Очень хотелось вытащить линзы и снова надеть очки, вернуться в привычный слегка размытый мир близорукой девочки, горбящейся над книгами. Но Вера заставила себя этого не делать, заплатила за линзы и все, что к ним полагалось: контейнер для хранения, раствор для промывки, какие-то капли. Врачиха дала ей еще брошюру с инструкциями и распрощалась.

По дороге в общежитие Вера останавливалась перед витринами и рассматривала себя в отражениях. Старалась запомнить, как выглядит, потому что твердо решила похудеть. В интернете она прочитала про диету звезд, по которой надо было питаться практически одними белками: рыбой, курицей и морепродуктами, с небольшими порциями овощей. Морепродуктов Вера побаивалась, и стоили они дороговато,