— А ты? — задал я ему тот же вопрос, что нам задавали наши инструктора в Молькино.

— Мой интерес заключался в том, что мне оставалось сидеть одиннадцать лет. Когда бы я освободился, мне было бы сорок восемь. Если бы мне дали освободиться. Потому что у меня шли раскрутки за раскруткой. И всякое другое, прочее, — «Зеф» непроизвольно улыбнулся. — Ну и, соответственно, хотелось родителей повидать, и семью создать. И много что. Пришлось ставить многое на кон, — он сделал паузу и продолжил: — Пришлось на кон поставить все. Все что у меня было. Жизнь, которую я очень ценю и которой дорожу.

— Не разочаровался еще?

Черное небо на несколько секунд озарило вспышкой, и где-то далеко в Бахмуте прогремел взрыв. Мы оба повернулись в ту сторону, вжав головы в плечи. Зарево погасло, и «Зеф» продолжил.

— Скажу сначала так. Немножко вернусь назад. Когда я еще решение не принимал. Я для себя решил, что пойду и потихоньку готовился уже в колонии. Затянул себе телефон и начал в интернете изучать тактику городского боя, тактику полевого боя. Начал потихоньку готовиться. Ну и фактически я на зоне всю дорогу прозанимался спортом — физически я был подготовлен. Потом уже когда начали набирать списки, тогда я уже всем сказал, что я иду. Многие из заключенных обрадовались — ну все одобряли мое решение, потому что это было самое правильное решение, которое было. Даже родные меня не отговаривали, потому что прекрасно понимали, что может быть. Что меня могут не дождаться пока закончится мой срок.

Я слушал «Зефа» и был за него рад. Что его ждало в колонии? Даже если бы ему повезло — после двадцати лет зоны адаптироваться на свободе ему было бы не просто.

— Что дальше?

— Нас забирали с двух областей: Смоленской и Брянской. Мы прилетели в Ростов, и нас привезли в учебный центр. Группы начинали складываться уже в лагерях: брянские с брянскими, смоленские со смоленскими. То есть уже тогда началось объединение. Разговоров очень много ходило там всяких разных. Тщеславие всякое прыгало. Я на это внимание не обращал никогда. Старался тщеславие свое не показывать. Такое одно из правил — мое лично. У нас в зоне был такой Илья. Он до сих пор сидит. У него было 25 сроку, а сел он в 25 лет. Он очень мудрый человек. Он сказал: «Артем, если ты идешь с чистыми намерениями, то ты придешь живой». Поэтому я пошел с чистыми намерениями сюда. Ну и когда нас привезли уже в учебку, начались учения.

Он на мгновение остановился, видимо вспоминая ситуации.

— Инструктора к нам относились очень добродушно.

Они понимали прекрасно, откуда мы и кто мы такие. Я относился ко всем тренировкам именно со всей душой. То есть я выкладывался на полную, потому что знал, что, если я сейчас выложусь на полную, дальше мне будет легче. Я понимал суть того, что мы будем там делать. Мы не будем сидеть где-то в окопах — мы будем именно воевать, будем именно защищать интересы. Что нас не просто так оттуда забрали и отдали нам свободу. Потому что свобода стоит дорого, учитывая нарушения закона. Чтоб нас выпустить, чтоб нам дать чистую биографию, мы должны постараться.

— Я вижу, что в основном брали тех, кто за убийство и насилие? — уточнил я у него.

— «Вагнер» не набирал насильников. Насильники — это те, кто сидит за изнасилование, — стал пояснять «Зеф». — Ты просто немного не то говоришь, командир. Сотрудники «Вагнера» так и сказали, когда нас собрали: «Нам нужны убийцы. Нам нужны разбойники. Нам нужны ОПГшники. Все, кто связан с изнасилованием, с торговлей наркотиками, и маньяки — нас не интересуют. Можете уходить». То есть на войну собиралась именно элита преступного мира. Как говорится: «Большая сходка».

Я улыбнулся, думая о том, что ему было не все равно кто будет рядом.

— Это одно из главных, что еще тоже интриговало и спод-вигло пойти сюда. Идти с «людьми», с достойными преступниками, которые, то есть, не лезли в душу человека. Да грабили, да убивали, но это преступность. Где сейчас только не убивают и за что только не грабят, но здесь шли именно правильные убийцы. Кто-то не хотел — убил. Кто-то защищал свои интересы. А кто-то убил из-за того, что это была конкуренция тех же преступников. То есть вот так вот.

«Я опять вспомнил сериал “Штрафбат” с Серебряковым. История повторяется. В Великую Отечественную войну, когда людей не хватало, товарищ Сталин, каким бы он не был тираном, решился на то, чтобы отправить на фронт заключенных.

И они показали себя с прекрасной стороны. В фильме «Место встречи изменить нельзя» Шарапов как раз был командиром заключенных из штрафбата. И его друг Левченко, за которого он так переживал, был из вчерашних заключенных. И вот теперь я такой же Шарапов: сижу в окопе с таким же Левченко и слушаю его простую и правдивую историю».

— В самой учебке мы тренировались плотно. То есть проявляли себя. Инструктора относились вежливо. Кормили нас очень хорошо. Они приходили и говорили: «Что вы хотите? Какие сигареты хотите? Что хотите покушать? Какие-то, может, ништяки там, вкусняшки, конфеты, чай, кофе там?». Ну, то есть, в пределах разумного. Да, бывало, что где-то там и подзатыльники получаешь, потому что работаешь с оружием. Бывали даже такие случаи, что человек забывал выполнить какую-то инструкцию из «золотого правила», нажимал на курок и стрелял под ноги инструктору. И кто-то мог гранату не докинуть. То есть инструктора, работая с нами, рисковали своей жизнью просто при обучении. Потому что нас именно готовили воевать. Из нас делали воинов.

— «Констебль» — «Крапиве».

— На связи!

У меня все быстрее стало получатся отвечать по рации.

— Отдохнули? Значит пора работать. Выдвигаешь группу в точку X…

Командир подробно мне объяснил, что там по данным разведки нас может ждать и приказал захватить этот укреп:

— Лучше работать ночью, пока украинцы не очухались.

— Принято.

Я смотрел на «Зефа», а он смотрел на меня и понимал, что сейчас, возможно, ему придется идти на штурм.

Я видел, как группа «Айболита» грамотно отработала и вытащила группу «Серебрухи» и решил послать их. Я вызвал Женю к себе и поставил перед ним задачу.

— Будете работать первыми. Пойдете по траншее на запад и попробуете занять вот эту точку, — я показал ему место на карте. — Для усиления возьмете пулеметчика и снайпера.

Оставишь их тут, — указал я точку в планшете, — а сами выдвинетесь