через несколько минут я заколол ее, а Архангел взорвался.

Нечто похожее произошло и с Маротом, но его куски растаяли.

– Вы собрали его осколки. И сколько их?

– Слишком много, не сосчитать. Но их еще больше. Нищие становились королями, продавая найденное на аукционе. Этосиане родных детей продадут, чтобы заполучить кусочек не больше пальца величиной. Поэтому мы назначили смертную казнь за продажу или владение даже маленьким осколком. Так мы вернули все, что смогли.

– Для чего? Зачем вам труп ангела?

Эбра просиял.

– Ты же был кузнецом. Скажи, в чем преимущество огнестрельного оружия в бою?

– Оно пробивает доспехи.

– Но только не этот ангельский металл. Пуля для него все равно что укус комара для стены. Даже тонкого слоя достаточно, чтобы остановить пулю, выпущенную из аркебузы на расстоянии одного шага.

Я поскреб бороду, не в силах поверить.

– И это еще не самое приятное, – продолжил Эбра. – Сабля, выкованная из этого ангельского металла, прорубает вольфрам, будто даже не замечая его. А пуля, сделанная из этого металла, пробила все стены на своем пути и остановилась, только когда потеряла скорость.

Значение всего этого невозможно переоценить, но я хотел убедиться сам.

– Мне потребуется демонстрация.

Эбра вручил мне самый обычный шамшир – ничего вычурного, но вполне надежное оружие – и указал на черный щит, который держал манекен. Я никогда не видел ничего настолько темного… словно смотрел в ненасытную бездну или окно в другой мир, погруженный в самую глубокую ночь.

– Не размахивай слишком сильно, – предупредил он. – Можешь пораниться.

Я ударил по черному щиту. От удара мой клинок треснул и разлетелся на куски, как глыба льда, по которой стукнули молотком, и осколки посыпались на ледяной каменный пол.

Эбра снова просиял.

– Показать, что он делает с пулей?

Наверное, кому-то другому потребовалась бы тысяча демонстраций, чтобы поверить, что это не фокус. Но я узнал этот металл. В Лабиринте я сражался с человеком, который владел им. Своими металлическими пальцами Михей мог отмахиваться от пуль, словно от мух.

– Нет… Этот материал не из нашего мира. – Я бросил рукоять шамшира на пол, и она зазвенела. – Но если его нельзя сломать, как вы придаете ему нужную форму?

– Что-то вроде холодной формовки.

– Никогда о таком не слышал.

Эбра наклонился к моему уху.

– У Философов свои секреты. Они не расскажут, даже если пригрозить сварить их в кипятке. Проще выпытать что-нибудь у мертвеца.

Работавшие вокруг Философы не обращали на меня никакого внимания, полностью сосредоточившись на своих задачах и неизвестных мне инструментах. Это совсем не походило на кузнечное дело, которое я знал.

– И что ты собираешься делать с этим открытием? Зачем показал мне?

– Ты считаешь, что твои проблемы решит армия. Лошади, аркебузы и кровожадные воины. Но я полагаю, это прекрасный шанс испытать то, что мы создали.

Эбра не славился щедростью. Я скрестил руки на груди и насторожился.

– Почему бы не испытать это против мятежных янычар в Тагкалае?

– Потому что я не хочу отдавать такое сокровище никому из старых вояк, Кева. Я готов отдать его только тебе, одну саблю и одни доспехи.

Люди вроде Эбры никогда ничего не делали по дружбе, вроде той, что связывала меня со многими янычарами, ныне покойными. Чего же он на самом деле пытался добиться?

– Мы с тобой никогда не были друзьями, Эбра. Так чем вызван этот приступ щедрости?

Он хмыкнул. Я даже обрадовался, услышав столь знакомый звук из его уст.

– Думаешь, я стал великим визирем, заводя постоянных друзей и врагов? Ты маг с тремя масками. Прими дар и включи меня в число своих союзников. Лат знает, насколько они мне нужны. – Он положил холодную руку мне на плечо. – И если придет день, когда мне понадобится твоя помощь, надеюсь, ты сохранишь честь, которой славишься.

Враги многому нас учат. Я учился у Михея Железного. И мог бы поучиться у Эбры. Никаких постоянных друзей и врагов.

– Полагаю, мне следует тебя поблагодарить.

– Ты ведь не слишком горд для этого, брат? – захихикал Эбра. – Жди кровожадных воинов, аркебузы и лошадей. Сирм поможет шаху Аланьи вернуть престол, так же как он помог нам. Разумеется, с Зелтурией в качестве вознаграждения.

Какой неожиданный поворот приняла эта поездка. Результаты превзошли все мои ожидания.

– Признаюсь, мне нелегко это говорить, но я тебе благодарен.

Он ухмыльнулся, будто долго ждал этого дня.

На закате начинался Праздник соколов, и времени на то, чтобы насладиться родной страной, уже не оставалось. Мы с Рухи вернулись на лесную поляну и сели в лодку Кинна. Мы везли с собой только сундук с пугающе черными ангельскими доспехами и клинком, я надеялся подробно изучить их по возвращении.

Кинн поднял нас и полетел на юго-восток. Я наслаждался тем, каким неузнаваемым стал мир, затянутый облаками. На душе почему-то становилось легче, если не было видно земли, особенно когда я знал, кто над чем властвует, друг это или враг, и следующие из этого неприятные выводы.

Рухи больше не носила покрывало, когда мы оставались вдвоем. Полагаю, то, что я взял ее с собой, принесло плоды по множеству причин. Но мне еще предстояло о многом ее расспросить. Она пробуждала во мне любопытство так же, как, должно быть, пробудила в Эше страх в тот день, когда он расписал ее кровью.

– Как ты достигла фанаа? – спросил я.

Она оторвалась от созерцания облаков.

– Боль заставила. Выбор был – или фанаа, или смерть.

– Но что именно ты делала?

– Пост. Молитва. Медитация. Я сделала все возможное, чтобы опустошить себя. Это не значит, что моя фанаа равна фанаа Старших Апостолов. Я до сих пор часто злюсь. Мне предстоит еще долгий путь.

– Мой путь гораздо длиннее твоего. Ни посты, ни молитвы, ни медитации не приблизили меня к фанаа. Напротив, я только сильнее хотел того, чего себя лишал.

– Тогда, возможно, это не твой путь к фанаа.

– А какой еще есть путь?

– Я сказала бы, если б знала.

Я сурово покачал головой.

– Плохо. Ты шейха, так скажи мне что-нибудь полезное.

Она вздохнула и указала на пухлое облако прямо под нами.

– Что не дает тебе утонуть в этом облаке прямо сейчас?

Я пожал плечами.

– То, что я сижу в лодке, которую несет по небу шикк, похожий на цыпленка?

– Я вообще не похож на цыпленка! – возмутился Кинн. – Я вылитый орел!

Он начал трясти лодку, отчего меня замутило, а Рухи схватилась за колени. Это походило на небесное землетрясение.

– Ладно, ладно. Ты – великолепнейший орел, спустившийся с царственных пиков Азада.

Лодка