С замиранием сердца я приблизился к бассейну. Внимательно осмотрел столики вокруг. Никаких следов. Я спросил у официанта:

– Ты видел сеньора с красивой девушкой?

– Они в бассейне.

Я бросил взгляд в воду и ответил:

– Парочке, которую я ищу, не нравится купаться. Они… очень застенчивые. Я дам тебе чаевые, если скажешь, куда они пошли.

Не дожидаясь, пока он откроет рот, я сунул ему в руку десятидолларовую купюру.

– Они только что сняли номер люкс. Идите в ту сторону. Если побежите, успеете их догнать.

И я помчался. Налетел на двух туристов. Опрокинул цветочный горшок. Наступил на собаку, которой вздумалось погнаться за мной. И опоздал. Администратор на моих глазах открыл дверь номера, и они зашли внутрь. Последним, что я увидел, были ягодицы Хулии, туго обтянутые брюками, круглые и довольные, они исчезли, как пара воздушных шаров, похищенных ветром.

Я сел в машину. Удостоверился, что ручник не поднят. Но автомобиль, как ни странно, не съехал вниз. Проделки лесного духа. Какая несправедливость! Я трачу время на мысли о машине, вместо того чтобы уворачиваться от бомб в Бейруте.

Жара такая, что хоть картошку пеки. Ускоряюсь. Ветер осушает пот. Я не грущу. Это всего лишь причуды, как у беременной женщины, как будто Хулия, совратив, меня обрюхатила. Но я не думаю о ней. Мне жутко хочется сладкого. Еду по шоссе, представляя себе клубничные пирожные, шоколад, вареную сгущенку, профитроли.

Останавливаюсь около продавщицы напитков. Прошу газировку со вкусом красной смородины. Сладость, сладость, сладость, пусть она вымоет всю мою горечь. Подношу ко рту красный стакан, наполненный колотым льдом. После первого глотка начинают болеть три зуба. Два коренных и правый клык, здоровые полчаса назад, в знак протеста только что покрылись кариесом. Еще глоток – снова боль. Расплачиваюсь.

Я свернул в свой район. Солнце острыми лучами обесцветило брусчатку. Деревья поседели. На крышах серебряная черепица. Ощущение, что вокруг горит тысяча прожекторов. Природа обескровила и потеряла краски. Нужно надеть очки, чтобы спастись от смертоносной белизны.

Заворачиваю за угол дома. Угадайте, с кем сталкиваюсь. С Хулией. Единственная капля крови на солнечной простыне.

Жму на тормоз. Сомневаюсь, не галлюцинация ли это. Но она не рассеивается. Должно быть, в последнюю минуту она раскаялась и стрелой вылетела из номера. Она идет в мою сторону. Взгляд серьезный, губы счастливо приоткрытые, бедра колышутся под платьем в такт шагам, как волны, которые несутся навстречу мне, чтобы захлестнуть.

– Привет, котик! Какой ты бледный. У тебя понос? – спрашивает она.

Я пытаюсь скрыть радость от встречи, потому что в этот момент открывается дверь гаража и из него выезжает машина Патрокла. Моя эрекция угасает. Мы переглядываемся тайком.

Из случившегося не стоит делать вывод, что Хулия – средневековая святая, способная раздваиваться и творить чудеса в двух местах одновременно. Я сам в течение нескольких часов пребывал в заблуждении, что полюбил фантом. Позже Хулия развенчала этот миф. Произошла путаница, достойная мексиканской мелодрамы.

Если коротко, то спутницей Ликурга в гостинице была Ольга, которую я в силу ослепившей меня ревности принял за Хулию. Во всей этой истории Хулия сыграла роль сводницы, став связной между двумя нашими друзьями и утаив от меня свой поступок. Неразбериха произошла оттого, что, подслушав телефонный разговор, я не предположил, что Ликург говорит с Ольгой, а не с Хулией.

– Твоя подружка решилась на новое гинекологическое обследование? – спросил я.

– Нет, они влюбились друг в друга с первого взгляда… Встретились, чтобы поговорить о своих чувствах. А не для того, о чем ты подумал.

– Не сомневаюсь. Ликург обожает дискуссии, – ответил я.

Мне больше не хотелось думать об этой парочке. Я взял руку Хулии. В том, что она рядом, было что-то волшебное. Нас разделяли полметра, но я чувствовал себя внутри окружавшей ее ауры. Я вдыхал ее аромат и спрашивал себя: что заставило ее выбежать в самое пекло на улицу, даже не приняв душ после ванны с водорослями?

Глава XVI

Помните любовное признание, которое я сделал Арминде? Я позабыл о нем в тот же день. Оно воскресло в моей памяти на следующее утро, когда Арминда вошла в кабинет. Ответ прозвучал в движениях ее тела, а не в словах. Она покачивала бедрами чувственно и сладострастно. На ней было красное платье. Ее живот также мягко колыхался. Наверняка она вынашивала девочку, и та участвовала в материнском флирте.

Арминда зашла напомнить мне о делах на сегодня. Я встретил ее стоя. Она подошла ко мне и вручила ежедневник с повесткой дня.

– Вы его даже не уроните на пол? – спросила она.

– Почему я должен его ронять?

– Все мои начальники постоянно роняли документы. У них были кривые руки. Потом они охотно наклонялись и помогали мне собирать бумаги. Но на полу эти руки снова становились умелыми, – произнесла она лукаво.

– И много времени вы проводили вместе, подбирая бумаги? – спросил я.

– Это зависело от меня, – ответила она улыбаясь и усилила напор. – Вы к таким методам не прибегали. Меня подкупило то, что вы не стали искать предлог, и заявили обо всем прямо.

– Я не такой джентльмен, каким кажусь, – поспешил ответить я.

– Я подумала над вашим предложением… В начале я решила сказать «да». Потом начала колебаться – то ли оскорбиться, то ли обрадоваться вашему интересу ко мне.

– Разозлитесь на меня. Почувствуйте себя оскорбленной. Я вам наговорил глупостей под влиянием дурных намерений… Можете дать мне пощечину, если хотите.

Подозреваю, Арминда приняла меня за умалишенного. Однако мой отказ она встретила с облегчением. Влечения ко мне она не испытывала, но считала, что обязана меня ублажать. Должно быть, с предыдущими начальниками она оказывалась в такой ситуации часто. Стадо кретинов.

– А сейчас мне нужно идти в суд, – предупредил я ее. – Узнаю о текущих процессах банка. Я планирую завершить их один за другим.

Утро было прозрачным и светлым, как бокал белого мартини. Кроны деревьев служили фильтрами солнечного света. На голову прохожего лучи падали кротко и мягко. Прогулка под таким ионным дождиком наполнила меня абсурдной гордостью. Я представил себя соавтором действа. Как будто я мастер по утренним часам и сейчас оцениваю качество своей работы. Оттого, что Хулия любила меня, я раздувался манией величия. Она наполняла меня самодостаточностью, побуждала творить добрые дела, не приставать к своей секретарше и любить весь род человеческий, включая свою жену и Маргарет Тэтчер.

По дороге в суд я зашел в аптеку.

– Дайте презервативов. Тех, цветных. Покажите самые симпатичные, какие выпускают.

Из-за странной мании Хулии я