взял мешок попрочнее, скатал его в узел и отнес в закуток, который приглядел для себя. Можно было лечь отдохнуть перед ночной вылазкой, но его беспокоило отсутствие Скурихина. Вдруг он явится сейчас и запретит Ратману покидать казарму?

Чтобы разобраться в ситуации, консильери банды снова пошел искать есаула. Облезлый сидел на кухне и штопал картуз.

– Чего тебе?

– Где Матвей Иваныч?

– Он будет в два часа ночи. Велел тебе не ложиться, ждать его.

– Тогда пойду покемарю в маленькой комнате.

– Да хоть в большой…

Ратман уже было пошел к себе, но вдруг вернулся и спросил:

– Облезлый, а что ты хвостом ходишь за своим атаманом? Мог бы и сам возглавить какую-нибудь команду.

– Жора, иди ты… спать. Это не твое дело, что у нас с Матвей Иванычем.

– Ну так расскажи… – Жора вызывающе сложил руки на груди. – Я для этого здесь и стою.

– Эх… Босота… Ты хоть знаешь, кто такой наш Казак?

– Боевой офицер, шрамы, ордена…

– Нет, ты ни черта о нем не знаешь. А я с ним пять кампаний прошел. Ты бы видел, как он голыми руками задушил японского батальонного командира. Или двух хунхузов[31] на одну шашку надел. А как мы с ним Черчилля захватили на Англо-бурской войне…

– Черчилля? А Черчилль тут при чем? – Попаданец услышал знакомое имя.

– Сейчас он первый лорд британского Адмиралтейства, большой человек… А мы с Матвей Иванычем его словно барана на веревочке привели и в плен сдали. Трансвааль, Трансвааль, ты весь горишь в огне…

Так и покалякали.

Но ситуация Ратманова только запуталась. Он не ночевал в банде. А теперь еще и сбежит, несмотря на прямой запрет атамана. Как быть? Георгий думал недолго. Взял перо, чернила и написал записку: «М.И.: буду к утру, важное дело, объясню позже». Вылез через окно на двор, махнул через забор и был таков.

3

Двуреченский посадил его в оговоренном месте в телегу, и они двинули в объезд Рогожского кладбища. В кромешной темноте – вокруг не оказалось ни одного фонаря – новоявленные грабители зашли к кладбищу с востока. Там проходила соединительная ветка Нижегородской железной дороги. От нее к забору вела накатанная грунтовка.

Губернский секретарь подъехал к воротам, слез с телеги и стукнул кулаком по доске. Ворота тут же распахнулись:

– Это вы, ваше высокоблагородие?

Наружу высунулся дядя, от которого сильно разило водкой.

– Я, Тимофей. Все ли ладно? Сторож где?

– Спит возле странноприимного дома. Нажрался, аки свинья…

– Ну и хорошо. Закрой ворота и жди нас тут. Никуда не отлучайся!

– Слушаюсь, ваше высокоблагородие.

Внутри намоленного места тоже не было видно ни зги. Но Двуреченский уверенно правил в дальний западный угол.

Вскоре они приехали к самому большому из храмов. Губернский секретарь шел первым. Похоже, он подготовился к делу основательно и не терял ни секунды. Сломал замок в двери, зашел внутрь и уже там включил электрический фонарик.

– Ну-ка… Вон туда.

Викентий Саввич действовал уверенно. Распихав в стороны какие-то холщовые рулоны и старые прилавки, он быстро залез в самый угол подвала.

– Видишь?

Георгий увидел то, что обещал ему старший товарищ: два сундука и кучу кожаных мешков.

– Вскрывать не станем, времени мало. Ясно, что это они. Капиталы Бугрова.

– А Бугров против не будет? – с ехидной усмешкой поинтересовался Бурлак.

– Не будет, – отмахнулся Викентий Саввич и продолжил: – Зря, что ли, я его деда, Николай Егорыча, в свое время уму-разуму учил… Полгода с ним бурлацкую лямку по Каме да Волге тянул.

– Ты? Когда успел?

– Некогда болтать, помогай давай.

Два крепких мужика начали споро перетаскивать мешки с золотой монетой в центр подвала. Девять штук, как обещано… Потом Двуреченский лично проделал лаз в куче хлама, сваленного в углу напротив. И аккуратно перенес туда добычу. Ратманов помогал ему. Через десять минут все было кончено.

Инспектор старательно сложил хлам в том же порядке и посветил фонариком:

– Вроде как было.

Взвалив на плечи по сундуку, грабители вылезли на улицу. Ратманов, как более крепкий, тащил еще под мышкой кожаный мешок. Грабители сложили ношу в телегу и быстро уехали прочь.

В воротах их уже дожидался Тимофей. Викентий Саввич вручил ему бутылку водки и приказал:

– Выпей и ляг где попало. Завтра тебя станут пытать, скажешь: был пьян, ничего не видел и не слышал. Тебя за это выгонят.

– Уж к гадалке не ходи, выгонят, – согласился освед.

– Через неделю, когда смута немного уляжется, я тебя найду на квартире. Дикий переулок, дом два?

– Так точно.

– Получишь двадцать тысяч, новый паспорт, и кати из Москвы куда подальше. Например, в город Верный Семиреченской области. А еще лучше в Верхнеудинск. Купишь там пивное заведение, и дай тебе бог хорошего житья подольше.

– Спасибо, ваше высокоблагородие.

Телега тронулась. Они долго ехали вдоль железнодорожного полотна, потом петляли, меняли направления. Двуреченский был совершенно спокоен, словно не украл только что огромную сумму.

Правда, на переезде их хотел перехватить железнодорожный жандарм. Видимо, повозка с сундуками показалась ему ночью подозрительной. Но Викентий Саввич не обратил на его маневры никакого внимания, просто проехал, как мимо телеграфного столба…

В конце концов они оказались возле стен какой-то обители.

– Это Новоспасский монастырь, – пояснил чиновник для поручений. – Делай как я!

Взял сундук и направился к ближайшему дому. Оказалось, там у него была приготовлена квартира.

– Садись, глянем внутрь, – предложил сыщик, когда лошадь уже была привязана, а вещи сложены на кушетке.

– Мне бы поспешить уже, – ответил попаданец. – Казак велел ждать его к двум часам, а я сбежал через окно. Дай мне тысяч пятьдесят, буду откупаться.

Инспектор поморщился, но возражать не стал, открыл один из сундуков и начал выгребать оттуда пачки ассигнаций.

– Пятьдесят? А не жирно будет для Скурихина? Ладно, тебе видней. Забирай. Это из твоей доли!

– Само собой разумеется, что не из твоей. Я ж Казаку не все отдам, а лишь часть. Деньги он любит; глядишь, смягчится.

Чиновник уже хотел прощаться, но Георгий его опередил:

– Объясни еще раз, почему ты дезертируешь из конторы?

– Я же говорил.

– Говорил, но неубедительно. Неужели только оттого, что жалованье маленькое?

– Юра, твою мать! Я знаю будущее и при этом сижу на бобах. Подчиняюсь дуракам. Живу на весьма скромное жалованье. А потом уйду на пенсию и начну тихо спиваться. А ведь все в моих руках. Скоро Первая мировая. Американские оружейные фирмы озолотятся. Вот к ним я и пристроюсь. А когда они спустят свои жиры в Великую депрессию, я выйду в первый ряд.

– А ты не боишься, что американские ландаутисты отменят Великую депрессию? – спросил Жоржик.

– Они не могут этого сделать. Запрещено международной конвенцией. Есть ряд категорических запретов. Всем нельзя вмешиваться в ход мировых войн, американцам – в Великую депрессию, русским – в революцию, а евреям – в Холокост.

– А что запрещено англичанам?

– Спасти лорда Китченера.

– Кого?

– Это знаменитый военный лидер Британии. В шестнадцатом году он подорвался на мине, поставленной германской подводной лодкой…

– Все?

– Нет, не все! – внезапно вышел из себя инспектор. – Еще у