признали лучшим в белорусском кинематографе, и опровергнуть это невозможно, потому что такого лиризма и сновиденческой, сверхъестественной пленительности, чистотыинтонации, такоговыраженного, выделанногопоэтического своеобразия в белорусском кино больше не было.

Это фильм о детстве, разумеется,– к этому направляет даже название, хотя у Шпаликова оно всегда уводит в сторону, к тому, что происходит вне истории. Друзья Игорь и Женька из тех подростков, которые, может быть, до того как историю начали рассказывать, мечтали сбежать на фронт, а потом стали очевидцами одной убийственно простой вещи: война достигает всякого, и чтобы ее ощутить, нет нужды уходить на фронт. С этим фильмом происходит какая-то чертовщина: при обилии точных деталей эпохи в нем очень мало изобразительных подробностей – почти нет. Все очень приблизительно, ни в чем нет точности, будто город и жизнь в нем воссозданы из воображения, а не из памяти. В этом городе есть кремль и равнинная река с высоким берегом, есть горы и каменистая горная речка, барочные церкви, песчаные отвалы. В нем появляются руины замка, в действительности расположенного в белорусских Ружанах, есть осколки минской Немиги. Этот город, созданный из кусочков разных красивостей, расплывчат и похож на чужой сон, и кажется подтверждением сна точный адрес главного героя – Северная, 4б, само существование точного адреса в невнятном пространстве фильма. Очарование сюжета – чудо интонации, а не достоверности.

В литературном сценарии «Я родом из детства» был нежным фильмом об эмоциональной памяти, а в постановке Виктора Турова стал поэмой о военном детстве. Тот, заявленный сценарий назывался иначе – и показательно для шестидесятых: «Свобода». И в самом-самом своем начале был, в общем, о другом. Убедитесь, как далеко Шпаликов ушел от замысла:

«Свобода сражаться за Родину, свобода умереть за нее, твердо зная, что те, кто остался в живых, продолжат твое дело, есть самая лучшая из человеческих свобод.

Все войны начинаются внезапно. Люди успокаивают себя, что их не будет, но однажды, вдруг, по радио объявляют, что сегодня утром началась война, и те, кто раньше были рабочими, инженерами, музыкантами или студентами – все эти люди становятся солдатами, если они здоровы и способны носить оружие.

Кто не знает, что солдат в земле гораздо больше, чем тех солдат, которые по ней ходят живыми, и памяти погибших мне бы хотелось посвятить этот фильм.

Он начинается в 1943 году в концентрационном лагере в Южной Польше, где военнопленные строят в горах аэродром. Среди них есть и советские люди. Они задумали побег. Сценарий начинается прямо с этого побега. Бегут четверо. Трое из них погибают, четвертый остается в живых.

Он идет на восток через оккупированную Польшу. В небольшом городке он встречает совершенно случайно девушку, с которой до войны они жили в одном городе, допустим, что этот город – Могилев. Вместе с другими советскими гражданами эту девушку вывезли из Белоруссии и семья немецкого офицера купила ее в качестве прислуги.

Андрей и Надя – так зовут эту девушку – идут через Белоруссию, и прежде чем присоединиться к партизанскому движению, они встречаются со множеством наших людей, которые не сдались, не продались, которые верят в советскую власть, в то, что победа будет за нами. И эти люди помогают Андрею и Наде прийти в партизанский отряд, где им впоследствии поручают ответственные задания, связанные с рельсовой войной.

Война есть война, и в одной из операций Андрей погибает. Надя остается жить и сражаться.

Я хочу сказать, что эта история по характерам, по чистоте отношения друг к другу и к самому главному и святому делу для каждого советского человека – борьбе за коммунизм – это будет современная история, потому что за коммунизм боролись и те, кто погибал на войне, и те, кто сейчас строят его, должны помнить об этих людях. Это будет сценарий о молодых, которым пришлось встретить войну совсем юными, но которые не дрогнули и вынесли на своих плечах всю ее тяжесть, и победили в 45 году, хотя потери были огромными и много прекрасных людей уже никогда не будут с нами. Большинство из них были молоды – 18 лет – призывной возраст, а многие уходили на фронт и раньше.

Вот, в общих словах, замысел сценария «Свобода»71.

Слова такие общие, что писались явно для чиновников, еще отзывчивых на слова «Родина», «коммунизм» и «продолжать дело». Если Шпаликов собирался писать такой сюжет, в котором проглядывает и будущая быковская «Альпийская баллада», то неудивительно, что очень скоро он заскучал, история о беглецах свернула с назначенного ей пути и превратилась в летучий сюжет об эмоциональной памяти детства.

Володя Зубарев, Володя Колодкин и Эдуард Довнар в фильме «Я родом из детства»

А дальше судьба этого фильма сплетается с судьбой фильма «Через кладбище». Оба рисуют образ военного детства и центральный образ подростка, свидетеля войны. Нельзя сказать, что это образ неканонический, но фильмы явно противятся соцреалистической привычке к пионерам-героям. Сценарии «Через кладбище» Павла Нилина и «Я родом из детства» Геннадия Шпаликова появились на киностудии почти одновременно в начале 1962 года и обычно обсуждались вместе. В документах киностудии вскользь упоминается, что Туров хотел ставить шпаликовский сценарий, но ему рекомендовали выбрать нилинский, и Туров согласился, объяснив, что эта история близка ему точным образом военного времени и военной Беларуси. Пока Туров ставил «Через кладбище», «Я родом из детства» ждал своего режиссера и вызывал бури в худсовете и даже за пределами киностудии. В доказательство вот немного из протокола одного из первых обсуждений сценариев 22 октября 1962 года – в нем хорошо обозначился мировоззренческий конфликт «сталинских» и «оттепельных» людей, спор детей революции с детьми войны:

«По сценарию «Я родом из детства» Геннадия Шпаликова:

Кулешов (писатель Аркадий Кулешов): На этот сценарий пока нет режиссера, так как Туров делает «Через кладбище», и заняться сценарием Шпаликова он сможет через год, не раньше. Поэтому о запуске сценария в режиссерскую разработку не может быть и речи, пока мы не пошлем его на рассмотрение в министерство культуры. По этому сценарию был сделан ряд замечаний, но общее отношение к сценарию положительное.

Шамякин (писатель Иван Шамякин): Сценарий мне нравится. Я на месте режиссера сначала бы ставил это. Это мне кажется свежее. Значительно меньше повторяет то, что было в кино. Мне понравилась манера. У нас в кино выработался какой-то штамп. У Шпаликова этого нет. Мне понравились эти ребята. Целое поколение сирот, как они воспринимают мир. Есть правда жизни в этой вещи.

Губаревич (кинодраматург Кастусь Губаревич): Мне многое нравится в этом сценарии. Он написан во многом лучше нилинского. Великолепна сцена с уроком немецкого языка, сцена танцев в парке.